Королю было невмочь, было не до сна, Еле выждал до утра и лишь на заре Прибыл доктор ко двору на своем осле... В течение этого эпизода, выражавшего какое-то обобщенное волнение, я нарисовал собачку, в сотрудничестве с ней. Начал ее рисовать с копирования рожицы на лампочке. Габриела: Я покажу тебе, что могу нарисовать. Еле-еле нарисовала уши. У него длинные волосы, прекрасные волосы — смотри, они перешли на другую бумагу и на стол. Это какие-то каракули... Тут я сказал, что она сделала такой рисунок, как будто хотела показать мне сон, и часть этого сна перешла в явь. Казалось, это было именно то, что она хотела, так как теперь она рассказала мне сон, и получалось так, что это было именно то, ради чего она и приехала. Габриела: Мне приснился про тебя сон. Я постучала в дверь твоего дома. Я увидела доктора Винникотта в бассейне в его саду. И я туда нырнула. Папа увидел, как я в бассейне обнимала и целовала доктора Винникотта, и тогда он тоже нырнул. Потом нырнула мама, потом Сусанна [она перечислила всех других членов семьи, в том числе четырех дедушек и бабушек]. Там были рыбы и все. Вода была сухая и мокрая. Мы все вылезли и пошли по саду. Папа выбрался на берег. Это был хороший сон. Я понял, что она все перевела теперь в перенос и таким образом перестроила свою жизнь, исходя из опыта позитивных отношений с субъективным образом психоаналитика и его внутренним миром. Я: Бассейн здесь, в этой комнате, где все и произошло и где все вообразимое может произойти. Она что-то сказала насчет того, что у нее мокрые руки, потому что она плавала. Габриела: Я сейчас нарисую то, что могу, на лампочке. Сейчас она была совершенно счастливой и спокойной и высыпала все маленькие игрушки и части игрушек. Пела на тему “Вместе”. Габриела: Какой беспорядок у тебя на полу! Мне надо было починить крюк. Она много говорила, пока пускала в ход все игрушки. Потом взяла фигурку отца (сантиметров восемь длиной, очень похожую на него, сделанную на основе трубочиста) и принялась истязать ее. Габриела: Я выкручиваю ему ноги [и т.д.]. Я: Ой! Ой! [в порядке интерпретации принятия уготованной мне роли]. Габриела: Я выкручиваю его еще — да, теперь его руку. Я: Ой! Габриела: Теперь его шею! Я: Ой! Габриела: Вот, ничего не осталось — всего выкрутила. Сейчас еще тебя повыкручиваю. Давай, плачь. Я: Ой! Ой! У-у-у-у-у! Она была очень довольна. Габриела: Теперь ничего не осталось. Все скручено, и нога у него оторвалась, а сейчас и голова оторвалась, вот и плакать не можешь. Я тебя просто-напросто выбрасываю. Никто тебя не любит. — 86 —
|