Между тем интерес и время Шницлера все более поглощались литературой и театром, и его практика постепенно сокращалась. Бурные любовные романы с актрисами заставляли его страдать, но обеспечивали материалами для пьес. Примерно в 1890 году он собрал группу из молодых одаренных австрийских поэтов и драматургов, назвавших себя Молодой Веной225. Литературная слава Шницлера началась с пьесы «Анатоль», истории венского плэйбоя того времени226. Один из эпизодов пьесы касается гипноза: Макс поздравляет Анатоля с методом, посредством которого тот гипнотизирует свою молодую любовницу, заставляя ее играть различные роли. Он предполагает, что с помощью гипноза Анатоль выяснит, верна ли она ему. Анатоль гипнотизирует Кору, которая рассказывает, что ей двадцать один год, а не девятнадцать, как она внушала ему раньше, и что она любит его. Анатоль боится задавать -78- ей новые вопросы и пробуждает ее. Макс делает вывод: «Одно стало мне ясно, что мы, мужчины, также лжем под гипнозом». Одна из следующих пьес Шницлера, «Парацельс», также затрагивает вопросы гипноза227. В шестнадцатом веке, в Базеле, Парацельс отвергается властями как шарлатан, но он притягивает внимание масс и творит чудесные исцеления. Он гипнотизирует Жюстину, жену богатого гражданина, провозглашая, что может заставить ее увидеть во сне все, что она пожелает. Затем Жюстина заявляет о поразительных откровениях. Никто не знает, насколько они правдивы. Момент, в который она пробуждается от гипноза, ничего не проясняет. Мораль пьесы - относительность и неуверенность не только в гипнозе, но и в самой душевной жизни. Парацельс настаивает на том, что, если бы человек смог увидеть свои прошедшие годы как на картине, он вряд ли смог бы узнать их, «так как память предает почти так же, как надежда»; что мы всегда разыгрываем некую роль даже в наиболее интимных делах, и что «тот, кто знает об этом, мудрый человек». «Парацельс» Шницлера, таким образом, дает совершенно другое представление о гипнозе и душевной жизни, чем результаты исследований истерии Брейера и Фрейда. Брейер и Фрейд, казалось, воспринимали откровения своих гипнотизированных субъектов как истину и строили свои теории на этой основе, в то время как Шницлер всегда подчеркивал элемент выдумки и притворства в гипнозе и истерии. Черты сходства между Шницлером и Фрейдом не следует переоценивать. Если Фрейд ввел в психотерапию метод свободной ассоциации, Шницлер был одним из первых, кто написал роман полностью в стиле «потока сознания»228. Общим для Фрейда и Шницлера был их интерес к сновидениям. Говорят, что Шницлер записывал собственные сновидения и широко использовал их мотивы в своих произведениях. В его романах люди видят сновидения, в которых недавно произошедшие события, воспоминания о прошлом и современные заботы искажены и перемешиваются во всевозможных вариациях. Но в них нет ничего от «фрейдистских символов», и, вопреки их искусственной красоте и богатству, эти сновидения содержат мало материала для психоаналитических интерпретаций. Та же независимость от психоанализа Фрейда показана в романе Шницлера «Госпожа Беата», истории инцеста между юношей и его вдовой матерью229. В нем нет и намека на Эдипов комплекс или на ситу-аЧии, произошедшие в детстве; необычайное стечение обстоятельств, кажется, делает исход почти неизбежным. — 63 —
|