|
Отмечу, что пациенты реагируют только на подлинную симпатию, а не на театральные фразы сострадания. Я не знаю, как они это распознают — по звучанию речи или по подбору слов. Во всяком случае больным доступно удивительное знание мыслей и эмоций, зреющих в аналитике. Обмануть больного вряд ли возможно, а попытка может привести к тяжелым последствиям. Разрешите сообщить некоторые соображения, связанные с моей традицией «интимного» общения с пациентами. Прежде всего я снова подтверждаю прежнее предположение о том, что травма, особенно сексуальная травма, является предпосылкой заболевания. Даже пуритански воспитанные дети из уважаемых семей чаще, чем можно предположить, становятся жертвами изнасилования. Либо родителями, ищущими патологическую замену своей неудовлетворенности, либо заслуживающими доверия лицами из окружения — родственниками (домашний учитель, слуги, преступно использующие незнание и невинность детей). Предположение, что это всего лишь сексуальные фантазии детей, к сожалению, опровергается многочисленными признаниями анализируемых пациентов. И я уже не был поражен сообщением педагога, что уже в пятой высокопоставленной семье гувернантки ведут регулярную половую жизнь с мальчиком 9 — 11-летнего возраста. Приведу типичный пример инцеста. У взрослого и ребенка — любовь. У ребенка — игра-фантазия, он изображает роль матери взрослого. Игра может перейти в эротические формы, но пока остается на уровне нежных ласк. Иначе бывает с патологически ориентированными взрослыми: в случае какого-то несчастья или применения наркотических средств они теряют самоконтроль. Они путают детские игры с желаниями сексуально зрелого человека и грубо переходят к сексу, невзирая на последствия. Ныне на повестке дня фактические изнасилования девочек чуть старше сосункового возраста, сексуальные акты взрослых женщин с мальчиками, сексуальные насилия педерастического характера. Трудно угадать поведение и чувства детей после насилия. Наверное, их первый импульс — отказ, ненависть, отвращение: «Нет, нет, я не хочу это, мне больно, отпусти», — и ощущение парализующего страха. Дети беспомощны физически и нравственно, их личность еще не консолидировалась, чтобы выражать протест, хотя бы мысленно, невероятная сила и авторитет взрослых вынуждают их молчать. Высшая точка страха автоматически вынуждает их подчиниться и следовать желаниям насильника и даже отрешенно идентифицировать себя с ним. Через идентификацию исчезает внешняя реальность нападения, переключающаяся в интрапсихическую, ребенок впадает в сонное состояние травматического транса, который по принципу наслаждения может быть моделирован и галлюцинаторно преображен. При трансе ребенку удается сохранить прежнюю ситуацию нежности, однако вызванная страховидная идентификация со взрослым партнером вносит в психику ребенка значительное изменение, является интроекцией чувства вины взрослого, сознавшего, что невинная игра превратилась в уголовное преступление. С оздоровлением ребенка после такой атаки к нему приходит чувство невероятной растерянности; фактически он расщеплен — виновен и невиновен одновременно; у него надорвано доверие к своим чувствам. Это усугубляется фальшивым поведением партнера, которого мучает совесть. В результате у ребенка углубляется чувство вины и стыда. А виновник вскоре успокаивается: «Это же ребенок, он ничего не понимает и все забудет!» Нередко соблазнитель становится сверхнравственным и религиозным, заверяя, что строгое воспитание спасительно для ребенка. Отношения с другим доверительным лицом, например с матерью, обычно недостаточно интимны для оказания помощи. «Отстань, это все ерунда!» Несчастный ребенок становится механически послушным существом или злым упрямцем. Его сексуальная жизнь искалечена — или остается недоразвитой, или принимает извращенные формы. Возможно появление неврозов и психозов. Это наблюдение позволяет предположить, что слабо развитая личность ответит внезапной агрессии не обороной, а боязненной идентификацией. Лишь теперь я понимаю, почему пациенты упрямо отвергают мое предложение реагировать ненавистью и обороной на причиненную им несправедливость. Реакции их личности задерживаются на уровне аутопластической реакции или мимикрии. — 163 —
|