Тайная жизнь Карла Юнга

Абраксас 1916: "Анализ — это терапия, а также религия"
В своем дневнике за лето 1916 г., а именно, в субботу 1 июля 1916 г., Фанни написала: "Анализ — это терапия, а также религия — [ ] отход от христианства". Теперь Фанни вполне осознавала тот факт, что она состоит в руководимом д-ром Юнгом религиозном движении, которое основывается на восстановлении языческой духовности, рассматриваемой в качестве метода для искупления или возрождения. В ее записях вновь и вновь проявляется христианство в арийской обработке (такое, каким оно представлено в "Парсифале"), свидетельствуя о том, что эти вагнеровские и народнические (Volkish) мотивы были составной частью того "общегреческого языка" (койне), на котором говорили посвящаемые в юнгианскую субкультуру и в ее mysteria.
По заметкам Фанни мы можем отслеживать зарождение новой юнговской религии. Мы обнаруживаем в них руководство по новой языческой космологии и призыв снова приносить жертвы древним языческим богам. И мы вместе с Фанни приходим в замешательство, встречаясь с Абраксасом.
Язык Фанни на первых страницах ее дневника за июнь 1916 г. очень напоминает текст анализа Германа Гессе, начавшегося в то же самое время. Она сделала ряд бессвязных (и часто неразборчивых) записей о своих сеансах с Мольцер:
[ ] это идет из "das innere Erlebnis" ["внутреннего опыта"] и таким образом подтверждается, что это является единственно верным. Это тот образ жизни, которым следует жить; [ ] прозрение в глубочайший смысл жизни — узрение лежащего перед ним Пути [ ] или Пути, которым он должен идти, или быть виновным в непростительном грехе — грехе против собственной высшей самости. Этого "innere Erlebnis" достигали благодаря религии — анализ является религией. Логос это абстрактная мысль, которую невозможно выразить с помощью слова "логос", его нужно пережить, а не только помыслить — следовательно, существо, которое его пережило, становится "das Fleisch gewordene Word" ["Слово создало плоть"] — Христом.
Мы все становимся Христом, освобождая наши жизни с помощью das innere Erlebnis, — проживая его — но это несет с собой [ ] ответственность. Мы не можем жить как прежде, но зато мы можем жить в его духе, что означает: каждый живет согласно своему собственному внутреннему духу, своему высшему [ ].
Говоря о боге, она [Мольцер] рассказала о концепции д-ра Юнга об "Абраксасе" — Urlibido, с которой она согласна [ ]. Абраксас является великой космической силой, стоящей за спиной у любого Бога (бога можно увидеть лишь видя дьявола [в Боге?]) — Абраксас — монотеистическая концепция — принятие. Очень трудно понять, удалось запомнить лишь немногое. Мне кажется, она говорила о дуалистической концепции в [ ], свет и тьма, день и ночь, добро и зло и т.д.
Таким образом, монотеизм должен развиться значительно позднее — когда уже существует функция мышления, также [ ] является интеллектуальной концепцией и может возникать вследствие осознания того, что в отношении ребенка к отцу имеется преимущество в силе.
Принять идею о множестве Богов...
В комментариях, даваемых Фанни в дневнике за 1916 г., то здесь, то там по разным поводам появляется Абраксас. Она сконструировала фразу: "регрессия к Абраксасу", а также уравнение: "Абраксас-любовь-ненависть". В записи, вероятнее всего сделанной в июле, Фанни сообщила: "Абраксас — ценный для меня — этот эпизод с Парсифалем".
Нам следует помнить, что летом 1916 г. Юнг обратил этих усопших христианских крестоносцев в свою неоязыческую космологию, а в своих "Семи наставлениях мертвым" сообщил им истину об Абраксасе. Судя по всему, Юнг не смог удержаться от того, чтобы поделиться своим знанием об ужасном львиноголовом боге Абраксасе со своими последователями, которые тут же начали делать инъекции этого нового откровения своим пациентам.
К осени 1916 г. Фанни, пережившая терапевтический и духовный успех с Мольцер, а также обретшая возможность подлинных любовных отношений с Кацем, уже не испытывала столь сильной эротической привязанности к Юнгу. Он, действительно, начал ей казаться просто человеком. Но затем, на произошедшей однажды вечером встрече в Психологическом Клубе, случилось нечто ужасное, заставившее очень многих, включая и Фанни, изменить свое отношению к Юнгу.
Тина Келлер вспоминает о том, что на людях Юнг чурался ее, "потому что д-р Юнг мог быть столь саркастичным" и потому что "он бессердечно развлекался с людьми"13. "С самого начала меня потрясало то, как д-р Юнг может говорить о людях, и я также слышала выражения недовольства от тех, кто сперва с ним общался, но затем впал в разочарование", — сказала Келлер. "Внутри Психологического клуба существовали конфликты и из него ушли некоторые весьма ценные члены. Я привыкла к тому Д-ру Юнгу, которого я видела во время психологических сеансов, и старалась не посещать какие-либо общественные собрания, на которых д-р Юнг мог быть вульгарным и отвергать меня"14. Келлер также не могла смириться с установкой тех членов Клуба, которые ловили каждое его слово и, видимо, просто не замечали его более мрачных сторон.
Вероятно, то был первый большой клубный банкет осенью 1916 г. После ужина Альфонс Медер произнес речь, в которой изложил свое мнение о " ведущей роли врача-медика, в противовес психоанализу, в котором бессознательное раскрывается врачом, к тому же являющимся аналитиком". Медер впоследствии пересказывал, что он "воспользовался словами 'ведущий' и 'ведущая роль'. Юнг же по этому поводу обратился к членам клуба с рядом очень резких замечаний". Это вылилось в ужасный спектакль, вероятно, именно тот, свидетелем которого стала Фанни: "Однажды между нами произошла ужасная ссора: он сказал нечто такое, во что я не могла поверить! Он сказал: "Сейчас прольется кровь!" Так и было... но сперва я должна рассказать, почему он это сказал. Я сказала ему: "Вы ведь, на самом деле, здесь солгали!" Я сказала это перед всем Клубом; это действительно было ужасно; это был полный кошмар! Он никогда ни о чем не заботился. Он был взбешен; он вышел из комнаты. Я пошла вслед за ним и он сказал мне: "Сейчас прольется кровь!"15
Созерцание того, как над одним из его наиболее поверенных коллег нависла угроза физического насилия должно было открыть ей глаза. Независимо от того, идет ли речь об одном и том же событии или нет, ясно, что во время одного из вечеров в Клубе Фанни оказалась свидетелем чего-то такого, что полностью разрушило в ее глазах образ юнговского богоподобия. Сразу же после этого события она послала Юнгу письмо с просьбой увидеться с ним для того, чтобы заняться анализом ее чувств. Юнг ответил отказом. "Я рад узнать о том, что вы чувствуете в связи с субботой", — сказал он Фанни в своем ответном письме, датированном 16 октября 1916 г., но, тем не менее, настойчиво порекомендовал ей анализировать свои сопротивления по отношению к нему вместе с мисс Мольцер. Лично заниматься проблемами Фанни Юнг не хотел.
А она, по-прежнему обеспокоенная, на следующий день опять написала ему, сказав, что предыдущее письмо было одобрено Мольцер:
Я получила ваше письмо и чувствую, что мне следует написать снова и объяснить, почему я просила вас позволить мне проработать этот вопрос именно с вами. Очень давно вы сказали мне, что в том случае, если пациент покидает Анализ, испытывая по отношению к вам чувства горечи и обиды, вы понимаете, что с его Анализом произошло что-то неладное — это ваше замечание в последнее время очень часто приходит мне на ум, и мне кажется, что для меня было бы очень важным вновь вернуться, если это только возможно, к тем добрым взаимоотношениям, которые были у нас в прошлом, но которые в настоящем могли бы обрести куда более прочную основу.
В ту пору я была еще слишком нереалистичной, а также находилась в таком замешательстве, что реальные жизненные обстоятельства имели для меня слишком малое значение, а мой перенос на вас основывался почти исключительно на сексуальном возбуждении — и вот, в конце концов, настал тот вечер в Клубе, о котором я говорила в субботу, в связи с чем у меня раскрылись глаза на то, как все обстоит на самом деле, и я увидела вас в новом свете — я впервые увидела вас во власти ваших собственных комплексов, и после этого осознала (обсудив эту проблему), под каким нажимом был создан Клуб, а также, что даже среди цюрихских аналитиков нет никакой гармонии.
Д-р Юнг, подобные вещи должны отражаться на психологии пациентов и они не могут не затруднить им поиск гармонии с самими собой — и именно по этой причине мне кажется предельно важным, чтобы сопротивления, подобные моим, приносились в штабы и полностью прорабатывались, даже если это слишком болезненно и для аналитика, и для пациента. Я не могу смотреть на это как на простой "факт", для меня это скорее ситуация, которую следует разобрать со всей возможной искренностью и честностью, не исключая того, что обе стороны в каких-то элементах могут быть правы, а в других — не правы. И именно потому, что вы и фройляйн Мольцер символически выражаете различные ценности, которые я хотела бы внутри себя привести к гармонии, я ощущаю столь сильную необходимость разобрать этот фрагмент моего развития — без этого мой Анализ никогда не будет полным.
Я прочитала это письмо фройляйн Мольцер и посылаю его вам с ее разрешения.
В своем ответе от 22 октября Юнг пообещал ей выполнить ее просьбу и встретиться с ней, но только после своего возвращения с воинской службы — в начале декабря. Он в очередной раз возложил на нее вину за то, что она не достигла внутренней гармонии, и заявил, что, вероятно, для нее было бы лучше "развенчать" его и таким образом переместить свои проекции с него и его работы на свою собственную индивидуальность. Юнг сказал, что он знает, что ей нужно было "явственно понять". "Но, — написал он ей, — ваш взгляд прояснится лишь в том случае, если вы прислушаетесь к своему собственному сердцу"16.
Как прояснились отношения Фанни с д-ром Юнгом? Тут в наших исторических свидетельствах имеется брешь. А дальше — тишина__