Тайная жизнь Карла Юнга

Страница: 1 ... 4344454647484950515253 ... 100

Арийцы и семиты
За время, прошедшее с момента публикации первой части Wand-lungen осенью 1911 г., до появления осенью 1912 г. второй части книги, неимоверно усилилось напряжение в отношениях между Юнгом и Фрейдом. Юнговское увлечение идеей соединения религиозных и мифологических импульсов с культурными и терапевтическими целями психоанализа, столь заметное в первой части Wand-lungen, лишь ускоряло их расхождение по национальным, религиозным и расовым вопросам.
Нет сомнений, что Зигмунд Фрейд, будучи ассимилировавшимся евреем и атеистом, жившим в преимущественно христианской Австро-Венгрии в период активизации политического антисемитизма, не мог не видеть опасность, таившуюся в фантазиях Юнга относительно открытой спиритуализации психоаналитического движения. В свою очередь, Юнг воспринимал ту сдержанность, с которой Фрейд неизменно оценивал подобные идеи (равно как и такие близкие его сердцу темы, как спиритические и паранормальные феномены), как проявление все большего деспотизма, догматизма и авторитарности. Юнг, который никогда не был склонен повиноваться авторитету, возмутился позицией Фрейда и решительно дистанцировался от своего учителя в своих публичных заявлениях. К лету 1912 г. все участники этого процесса со страхом ожидали раскола, причем не только между Юнгом и Фрейдом, но также и между Цюрихом и Веной. Во имя его предотвращения были сделаны половинчатые жесты и осторожные предложения перемирия; но они не сработали.
Вероятно, наиболее печальным следствием раскола явилось усиление этнической напряженности и обвинений в антисемитизме. Подобные варварские предрассудки существуют во фрейдистских и юнгианских сообществах даже в наши дни. В определенном смысле именно этого и ожидали от Фрейда и Юнга. Культурные, лингвистические и, как утверждали многие, биологические различия между европейскими евреями и арийцами базировались на фактах, обнаруженных в девятнадцатом веке в рамках сравнительной филологии и ламаркианской эволюционистской биологии. В те времена существовало твердое и широко распространенное убеждение в том, что эти исторические факторы повлияли на психологию современных людей. Такого рода расистское мышление определяло когнитивные категории, которыми оперировала образованная публика тех времен, и оно было не лишено определенного смысла в эпоху fin de siecle, ибо еще не несло на себе несмываемого пятна гитлеризма. Надо сказать, что народнические (Volkish) пропагандисты (не только пангерманисты, но также и панслависты и сионисты) превратно истолковывали научную литературу, исходя из своих собственных целей, и никто (включая Фрейда и Юнга) не имел иммунитета от такого рода допущений относительно человеческой природы.
Как-то раз проблема различий между арийцами и семитами случайно встала в переписке Фрейда с Юнгом. Нам известно, что они обсуждали эту тему во время прогулки по "Сентрал Парк" в Нью-Йорке в 1909 г. В своей многотомной переписке со своими коллегами-евреями, такими как Карл Абрахам и Шандор Ференци, Фрейд постоянно напоминает, что они нуждаются в швейцарцах-христианах для развития движения и, что, как бы то ни было, Юнг, по его мнению, является человеком будущего. Но лишь после его разрыва с Юнгом стало очевидно, что в психоанализе началась поляризация на христиан и иудеев, арийцев и семитов.
К июлю 1912 г. Фрейд вполне осознал, сколь опасными и разрушительными стали филогенетические гипотезы Юнга. К этому времени Юнг уже убедил большинство своих швейцарско-немецких и христианских коллег в том, что органическая память об импульсах предков более важна, чем индивидуальная память. Вот как Фрейд выразил свое недовольство в письме к Шандору Ференци от 28 июля 1912 г.: "Теперь они сомневаются в важности инфантильных комплексов и уже готовы объяснять теоретические расхождения, апеллируя к расовым различиям. Сейчас у Юнга должно быть пышный невроз. Чем бы это ни закончилось, у меня исчезло намерение объединять евреев и гоев на службе у психоанализа. Они несовместимы как масло и вода"22.
Был ли тому подлинной причиной невроз или психоз — не важно, но нет сомнений в том, что написание Wandlungen вылилось для Юнга в непредвиденное духовное и личностное изменение. Закончив в 1912 г. вторую часть, он уже не был фрейдистом. Не был он отныне и христианином или монотеистом.
То было начало арийской психоаналитической науки в Цюрихе. То было начало юнговского возвращения к своему Народу (Volk) и к внутренней отчизне.
В сентябре 1912 г. Юнг прочитал серию лекций в Фордхамовском университете в Нью-Йорке, где он публично дистанцировался от исключительно сексуальной теории либидо Фрейда. Параллельно с этим в психоаналитическом журнале появилась вторая часть Wandlungen. Фрейд прочитал ее и был ошеломлен. Там было не только подтверждение юнговского отступничества; читая ее, Фрейд впервые начал осознавать, что юнговская разработка теории бессознательного, основанная на расовых или филогенетических факторах, толкнула его в опаснейшее культурное движение.
Вторая часть начинается достаточно невинно: с того самого, чем заканчивается первая часть — с солярной мифологии и поклонения солнцу. Здесь его проза более пространна, пышна и мистична. С ним явно что-то случилось. На первой странице он, на миг забыв о психоаналитическом характере работы, становится поэтом, говорящим языком пророка или религиозного мистика. А его упоминание о солнце как о символе "зримого бога" мира сего напоминает "Гимн Царю Гелиосу" Юлиана Отступника, использующего образ, в последующие столетия позаимствованный пантеистами, в числе которых были Джордано Бруно, Гете и Геккель. Юнг пишет:
Солнце есть, как замечает Ренан, собственно единственный разумный образ бога..., стоим ли мы на точке зрения доисторического варварства или современной естественной науки.... Солнце более чем что-либо способно изображать собою видимое божество этого мира, т.е. действенную силу нашей собственной души, именуемую нами libido. Что это сравнение не есть пустая игра слов, этому учат нас мистики; когда они сосредоточиваются внутри себя (т.е. интровертируют) и спускаются к глубинам своей собственной сущности, то они обретают "в сердце своем" образ солнца; они находят свою собственную любовь или libido, которая по праву, мне хочется сказать, по физическому праву, именуется солнцем, так как источником нашей энергии и нашей жизни является именно солнце. Наша жизненная сущность, рассматриваемая как энергетический процесс, есть целиком солнце23.
К кому же обращался Юнг на подобном языке?
В Wandlungen Юнг демонстрирует свое великолепное владение литературой девятнадцатого века по сравнительной филологии и классической археологии. Эти взаимосвязанные дисциплины считались сокровищами германской науки. Они также были академическими дисциплинами, легитимировавшими утверждение о том, что имеются научные подтверждения значительных культурных, лингвистических и биологических различий между арийской и семитской расами.
Именно в рамках сравнительной филологии выросли такие когнитивные категории как "индо-арийство" (в настоящее время — "индо-европейство") и "^семитизм"24. В первой половине девятнадцатого века, еще до того как в физических и биологических науках достигли огромных успехов экспериментальные методы, образцом для всех дисциплин служили систематизирующие методы философии и, особенно, филологии. В Германии филология стала влиятельной вследствие глубокого увлечения идеей о том, что немцы во всем похожи на греков. Будучи нацией, разобщенной политически и объединенной лишь культурой (Kultur), немцы рассматривали культуру древних греков как высшее достижение арийских народов и стремились быть их преемниками. Эта грекофилия или, как говорили ученые, "тирания Греции над Германией" породила неисчислимое количество "фантазий, ориентированных на язычество" у немецких романтиков и других представителей германской культу-ры25. Для того, чтобы понять поэмы Гете и Шиллера, которые полагалось знать на память, школьникам сначала нужно было выучить сказания как из греко-римской, так и древнегерманской мифологии. В MDR Юнг вспоминает, как на уроках рисования его "принуждали копировать головы греческих богов с незрячими глазами"26. Как и многие другие, Юнг боролся против классического образования, в котором ведущую роль играли греческий и латынь. Эрнст Джонс без малейшего стеснения признался в своих мемуарах, что в его первых контактах с Юнгом и Фрейдом его больше всего поражало регулярное и беспорядочное цитирование ими "по памяти латинских и греческих отрывков в ходе общения и удивление тем фактом, что в ответ на это я молчал"27. Языческие боги обитали в бессознательном многих образованных немцев.
Сравнительная филология играла ведущую роль в научном поиске изначальных оснований человеческого рода на протяжении десятилетий, пока Дарвин и Геккель не поставили в центр исследования эволюционистскую биологию и этнологию. Считалось, что сравнивая и анализируя сходства и различия между языками можно установить первоначальные человеческие группы. В девятнадцатом веке наиболее исследованными семействами были индо-арийская и семитская группы.
Более того, такие филологи-компаративисты как Ренан и Фридрих Макс Мюллер — два человека, которые в наибольшей степени ответственны за придание культурным и лингвистическим (но не биологическим) различиям между арийцами и семитами статуса научной легитимности — были уверены, что с помощью филологического анализа можно определить даже мысли, чувства и культурные (а, особенно, религиозные) представления доисторических групп. Филологи были убеждены, что повседневный язык содержит следы, оставшиеся от наших предков, словно сумей кто-то в наши дни обнаружить лингвистический ключ для расшифровки тайного кода для проникновения в прошлое, то можно было бы получить точный образ события, произошедшего миллионы лет назад.
Мюллер призывал искать этот ключ к мудрости. Юнг позаимствовал эту идею и применил ее к к галлюцинациям, бредом, фантазиям и снам своих современников. "После завершения работы над [Wandlungen] у"меня был особенно яркий момент, когда я осознал как далеко я зашел, — вспоминал Юнг в 1925 г. — Я подумал: 'Теперь у тебя есть ключ от мифологии и ты в силах отворить любую дверь'"28. В настоящий момент у нас нет никакого иного способа до конца понять эту странную книгу или те расистские предпосылки, на которых она базируется, кроме как, обратившись к работам Мюллера и его "мифологов-соляристов", все же попытаться понять, на что он опирается. С 1856 г. и вплоть до своей смерти Мюллер вместе со своими мифологами-соляристами развивал теорию (более того, "науку") мифологии, которая в конце девятнадцатого века стала господствующей29. Так же как и фрейдовский психоанализ в двадцатом столетии, мюллеровская солярная мифология была тотальным мировоззрением и системой интепретации, пытавшейся найти языческих небесных и солнечных богов, присутствующих живыми и здоровыми в каждом произносимом нами слове. "Ведь каждый раз, когда мы говорим 'Доброе утро', мы повторяем солярный миф", — говорил Мюллер30. Он и его коллеги утверждали, что присутствие или отсутствие солнца и поклонения ему как источнику жизни было подлинной основой всех мифологических систем прошлого, но, в особенности, мифологической системы арийцев — расы, которую они исследовали больше всего. Поклонение солнцу было первоначальной естественной религией древних арийских народов. Поскольку за последние несколько тысячелетий арийская раса овладела всей Европой, в истоках всех дохристианских религий жителей этого континента можно отследить поклонение солнцу. Это верно и в отношении предшествовавшего иранской, индийской, греческой, римской и германской цивилизациям их древнеарийского прототипа — "мифопоэтического века", как называл его Мюллер.
"Действительно ли все суть Закат? Действительно ли все суть Солнце?" — вопрошал Мюллер в знаменитом отрывке. — "Я многократно задавался этим вопросом еще до того как его задали мне другие... но я вынужден сказать, что мои собственные исследования вновь и вновь приводили меня к закату и к солнцу как основной теме в мифах арийской расы"31. Согласно Мюллеру, солнечный бог древних арийцев присутствует в языках их потомков.
Согласно же Юнгу, Бог у нас в крови, и это дает основания для поисков и обнаружения солярных мифов в симптомах психотических пациентов в Бургхельцли и у мисс Фрэнк Миллер, которую он считал находившейся на грани психоза, даже ни разу не встретившись с ней. У пациентов с сильными нарушениями, процесс психического расстройства, имеющий биологические корни, подрывал нормальное функционирование репрессивных защитных механизмов, ряд из которых, как он считал, был биологически унаследован ими (в квази-ламаркианском ключе) от столетий цивилизации и христианства. Эрозия толстых масок защитных механизмов высвобождает архаический материал из самых глубоких слоев бессознательного разума. Учитывая, что Юнг и большинство его пациентов были арийского происхождения (т.е. представителями этнической группы, отличающейся от более древних и более "цивилизованных" семитов тем, что до произошедшей лишь тысячу лет назад окончательной христианизации в ней практиковалась собственная естественная религия солнца и неба), не удивительно, что символы солнца возникали у них вновь и вновь. Этот факт согласовывался с филологической наукой в том виде, в котором она была ему известна по книгам Ренана и Мюллера. Это также согласовывалось с биологией и расой.

— 48 —
Страница: 1 ... 4344454647484950515253 ... 100