|
В сущности, ничего необыкновенного в этом нет, и не производит впечатления дикой фантазии тот факт, что молодая, несколько лет тому назад поженившаяся супружеская пара после полуденного сна в жаркую летнюю пору предается нежному общению и не обращает при этом внимания на присутствие спящего в своей кроватке полуторагодовалого ребенка. Я полагаю, что это скорее нечто банальное, повседневное, и предполагаемое положение при соитии не может повлиять на наше мнение. В особенности если из имеющегося материала не следует, что соитие всякий раз производилось в положении сзади. Одного раза было достаточно, чтобы дать зрителю возможность сделать наблюдения, которые были бы почти невозможны при другом положении любящих. Содержание самой сцены не может, поэтому, быть доказательством того, что она не заслуживает доверия. Сомнение в вероятности содержит в себе три пункта: то, что ребенок в возрасте полутора лет в состоянии воспринять такой сложный процесс и с такой точностью сохранить его в бессознательном, во‑вторых – что последующая, дошедшая до понимания обработка воспринятого таким образом впечатления возможна в четыре года, и, наконец, что можно осознать подробности такой сцены, пережитой и понятой при подобных обстоятельствах[97]. Позже я более тщательно исследую эти и другие сомнения; уверяю читателя, что я не менее, чем он, критически отношусь к допущению такого наблюдения у ребенка и прошу его вместе со мной решиться пока поверить в реальность этой сцены. Сперва продолжим изучение этой первичной сцены по отношению к сновидению, к симптомам и к истории жизни пациента. Мы проследим в отдельности, какое действие произвело содержание сцены по существу и одно из ее зрительных впечатлений в частности. Под последним я понимаю положение родителей, которое он видел: вертикальное мужчины и звероподобное, на четвереньках – женщины. Мы уже слышали, что перед тем, как у него появились навязчивые страхи, сестра пугала его картинкой из сказок, на которой волк был изображен в вертикальном положении, с выдвинутой вперед задней лапой, протянутыми вперед передними лапами и навостренными ушами. Во время лечения он не пожалел трудов на поиски в антикварных магазинах, пока не отыскал книжку сказок из своего детства и не узнал пугавшую его картинку – иллюстрацию к сказке «Волк и семеро козлят». Он полагал, что положение волка могло ему напомнить положение отца во время «первичной сцены». Эта картинка, во всяком случае, стала исходным пунктом дальнейшего развития страха. Когда он на седьмом или восьмом году жизни однажды узнал, что завтра к нему придет новый учитель, он в ближайшую ночь увидел этого учителя во сне в виде льва, который с громким рыканьем приближался к его кровати в положении волка на той картинке, и опять проснулся от страха. Фобия, связанная с волком, была тогда уже преодолена, у него поэтому появилась возможность выбрать себе нового зверя как предмет страха, и в этом позднем сновидении он узнал в учителе заместителя отца. Каждый учитель в более поздние годы его детства играл ту же роль отца и приобретал влияние отца как в позитивном, так и в негативном смысле. — 195 —
|