|
Теперь становится ясно, чем ценен дискурс истерика. Достоинство его в том, что он упорно ставит в дискурсивном 116 пространстве вопрос о том, как обстоит дело с сексуальными отношениями, то есть о том, каким образом может субъект их поддерживать или, точнее говоря, не поддерживать. На самом деле, ответ на вопрос, как он может их поддерживать, следующий - предоставляя слово Другому, Другому как месту вытесненного знания. Интересна, однако, одна простая истина - то, как обстоит дело с сексуальными отношениями, предстает субъекту как нечто целиком ему чуждое. Это и есть то самое, что на языке Фрейда получило название вытесненного. Но важно не это. Взятая как таковая, мысль эта была бы всего-навсего оправданием обскурантизма: истины, которые имеют для нас важность, и притом немалую, всегда, мол, оказываются темными. Ничего подобного. Я хочу сказать, что дискурс истерика не свидетельствует о том, что низшее располагается внизу. Напротив, по набору входящих в него функций он нисколько не отличается от дискурса господина. Что и позволяет записать его теми же символами, что и этот последний, то есть#, S„ S7, ид. Дискурс истерика, попросту говоря, обнаруживает связь между дискурсом господина и наслаждением. Происходит это потому, что место наслаждения в нем занимает знание. Сам истерический субъект, будучи тем, что это означающее разделяет - под тем, в мужском роде, я разумею субъекта, -тем, кто отказывается сделать это означающее своим телом, от господствующего означающего отчужден. Характеризуя истерика, говорят о соматической услужливости. Хотя термин этот принадлежит Фрейду, не бросается ли в глаза некоторая его странность - равно как и то, что речь со стороны тела идет скорее, наоборот, об отказе. Принимая последствия, которые господствующее означающее для него несет, истерик не является рабом. Придадим теперь истерическому субъекту тот пол, в котором он воплощается наиболее часто. Она, истеричка, объявляет на свой манер забастовку. Она не выдает своего 117 знания. Однако при этом она снимает маску с функции господина - функцию, с которой она остается, однако, взаимосвязанной, выявляя черты господина в том Одном, Одном с большой буквы, из которого она в качестве объекта его желания себя вычитает. Именно в этом и состоит та функция, которую мы давно, по крайней мере в своем кругу, называем функцией идеализированного отца. Не будем ходить вокруг да около и обратимся непосредственно к Доре - без нее нам не обойтись, - случаю, который всем моим слушателям, как я полагаю, знаком. — 68 —
|