|
Мы перд тем, что беспокоит и пугает нас,
С начала самого в долгу, которого не возвратить.
Смерть - вечная участница создания:
Вот так слагаются неслыханные песни.18
В данном случае, “смерть” означает, как ужас и опасность, так и рубежи человеческой слабости. Она - это все, что причиняет эго страдания и мучения. Восхваляя смерть, как необходимое условие любой трансформации, смешивающей жизнь и смерть, поэт соединяется с самим Богом творчества, Богом трансформации, который дарит жизнь и смерть, и сам является жизнью и смертью.
Творческий человек ощущает и себя, и божество, как изменение, как добровольную трансформацию в творении. И поэт говорит и о божестве, и о самом себе, когда он вкладывает в уста Творца следующие слова:
В моих работах есть порыв,
Меня влекущий к все учащающимся превращеньям.19
Рискуя присовокупить к одной несовершенной формулировке еще одну, я бы хотел закончить мои заметки анализом одного из стихотворений Рильке. Объяснить смысл стихотворения можно только очень приблизительно; но нас может оправдать то, что это стихотворение является уникальным выражением тех отношений, о которых мы сегодня говорили.
Стихотворение, о котором идет речь, это двенадцатый сонет из второй части «Сонетов к Орфею»:
Стремиться к преобразованиям, найти вдохновение в пламени
Где, полная перемен, вещь ускользает от тебя;
дух - источник, который правит всем земным,
В движении жизни больше всего любит поворотный момент.
То, что достигает долговечности, отвердевает; укрывшись
Среди незаметной серости, чувствует ли оно себя в
безопасности?
Погоди. твердой вещи грозит вещь потверже.
Увы -: вдали молот уже занесся для удара.
Знание дается тому, кто бьет ключом;
В восхищении, оно ведет его, показывая ему то, что создавалось
в радости
И зачастую решение одной задачи лишь порождает новую.
Восторг от решенной сложнейшей задачи -
Это дитя расставания. И Дафна, преображенная,
Чувствуя себя лавром, хочет, чтобы ты превратился в ветер.*2О
Один критик написал: “Есть искушение связать это стихотворение со словами Гете о восстанавливающем силы творении”.21
Но вторая строфа этого сонета не имеет ничего общего с сущностью Гете, содержащей жизнь и смерть, а основана на апокалиптическом видении; это не формулировка анонимного принципа, а заявление, сделанное от имени Бога, обратившегося к Святому Иоанну на Патмосе:
Ученость для меня не значит ничего,
ибо я есть огнепад
и взгляд мой расщепляет, подобно молнии.
Гляди, я ему медлить не позволю.
А в строчках:
Найти вдохновение в пламени
Где, полная перемен, вещь ускользает от тебя,
— 27 —
|