|
«При этом с человеческой точки зрения, которая тогда еще надо мной преимущественно довлела, было совершенно естественным, что я видел своего настоящего врага в профессоре Флехсиге или в его душе (позднее добавилась еще душа фон В., о чем подробнее будет рассказано ниже), а всемогущество бога рассматривал как моего естественного союзника, который, какя ошибочно полагал, испытывает затруднения лишь в отношении профессора Флехсига, и поэтому мне казалось, что я должен поддерживать его всеми возможными средствами вплоть до самопожертвования. То, что сам бог был сообщником, если не зачинщиком, в осуществлении направленного против меня плана, по которому должно было быть совершено душегубство, а тело мое выброшено подобно продажной девке, — эта мысль возникла у меня лишь гораздо позднее, отчасти, как я вправе сказать, стала ясно осознанной только при написании настоящего сочинения» (59). 1 Из взаимосвязи этого и других мест вытекает, что данный человек, который должен был совершить насилие, — не кто иной, как Флехсиг (ср. ниже [с. 164 и далее]). 147 «Все попытки, направленные на совершение душегубства, на оскопление в целях, противных мировому порядку'* (то есть для удовлетворения половых вожделений некоего человека), и позднее на разрушение моего рассудка, потерпели крах. Из этой, казалось бы, такой неравной борьбы отдельного слабого человеком с самим богом, пусть и после многих горьких страданий и лишений, я выхожу победителем, потому что мировой порядок на моей стороне» (61). В примечании 34 уведомляется о последующем преобразовании бреда оскопления и отношения к богу: «То, что оскопление возможно в других целях — в целях, созвучных мировому порядку, — более того, даже, наверное, содержит вероятное решение конфликта, подробнее будет разъяснено позднее». Эти высказывания имеют решающее значение для понимания бреда оскопления и тем самым для осмысления случая в целом. Добавим, что «голоса», которые слышал пациент, расценивали превращение в женщину не иначе как сексуальное бесчестие, из-за которого они были вправе насмехаться над больным, «божьи лучи1, принимая во внимание якобы предстоящее оскопление, считали себя вправе надо мной издеваться, называя меня "мисс Шребер"» (127). «Что же это за председатель судебной коллегии, который позволяет себя е...2?» — «И вам не стыдно перед своей супругой?» [177.] Первичный характер фантазии об оскоплении и ее первоначальная независимость от идеи о спасителе доказывается далее упомянутым в самом начале [с. 142], возникшим в полусне «представлением», что, наверное, хорошо быть женщиной, которая уступает и соглашается на половое сношение (36). Эта фантазия была осознана в инкубационный период заболевания, еще до воздействия перегрузок в Дрездене. — 97 —
|