|
Если опять-таки говорить схематично, в ситуации, порождающей реакции, мы обнаруживаем множество факторов. На основе всей неблагоприятной ситуации в детстве - помимо указанных факторов, из-за нескольких напугавших событий она стала бояться, как бы ее действительно не убили, если она будет не так себя вести, - у нее развилась установка навязчивой непритязательности2, проявлявшаяся в скромности, склонности отступать на задний план при столкновении интересов или мнений, считать, что другие правы в своих требованиях или взглядах и что сама она ошибалась. Под поверхностью развились глубоко вытесненные, неопределенные, но интенсивные требования. Об их существовании можно было догадаться, исходя из двух наблюдений за ее нынешними реакциями: во-первых, тревога возникала всякий раз, когда она желала что-либо для себя, чего не могла оправдать необходимостью для образования, здоровья и т.п.; во-вторых, ее часто одолевали приступы усталости, скрывавшиеся за бессильным гневом: последний возникал, если не исполнялись какие-либо ее тайные требования, когда для нее чего-то не делалось, когда она не была первой в каком-либо состязании, когда уступала желаниям других или когда другие не исполняли ее собственные невыраженные желания. Эти требования, существование которых она абсолютно не осознавала, были не только жесткими, но и всецело эгоцентричными, то есть они совершенно не считались с нуждами других. Последняя особенность являлась неотъемлемой частью нарушенного в целом отношения к другим людям, которое скрывалось за лежавшей на поверхности неразборчивой установкой «все люди хорошие». Таким образом, после значительной работы мы получили следующую картину: собственные жесткие эгоцентрические требования - гнев, если они не выполнялись. Мы увидели, что здесь имел место порочный круг, поскольку возникавший гнев усиливал враждебность и недоверие по отношению к другим людям и тем самым эгоцентричность. Как отмечалось выше, гнев не проявлялся открыто, а скрывался за парализующей усталостью. Он не мог быть выражен, поскольку пациентка слишком боялась гнева других и слишком стремилась быть непогрешимой. Но кое-что из этого негодования выплескивалось наружу. Оно проявлялось, когда пациентка могла найти ему оправдание, когда для нее самой ситуация выглядела так, будто с ней несправедливо обращались. Но даже в этом случае негодование не оказывалось на переднем плане, а оставалось в тени неопределенной жалости к себе. Таким образом, ощущение того, что с ней несправедливо обращались, позволяло ей разряжать и оправдывать свое негодование. Однако это давало ей нечто, что было даже еще более важным. Чувствуя себя несправедливо обиженной, она избегала осознания собственных требований к другим и, следовательно, своего эгоизма и безразличия: она могла сохранять отретушированный образ себя, в котором присутствовали только положительные качества. Вместо того чтобы изменить что-то в себе, она могла дать волю своей жалости, которая имеет ценность для того, кто не чувствует себя любимым и нужным другим. — 73 —
|