|
Во-первых, это наблюдения, что человек может постоянно проявлять ригидный стереотип поведения, даже если этого не требуют ни ситуация, ни его собственные интересы. Например, он может без разбору делать что-то для других, ссужать им деньги, обеспечивать работой, выполнять их поручения и в то же время он совершенно не способен сделать что-либо для себя. Во-вторых, это наблюдения, что определенного вида тревога, чувство неполноценности или самообвинения возникают как реакции на действительные или возможные отклонения от существующих навязчивых стандартов. Например, студент-медик, приступая к лабораторной работе, ощущает себя тупицей, потому что не может сразу же быстро и точно сделать анализ крови; человек, который неизменно щедр по отношению к другим, может испытать приступ тревоги, собираясь совершить путешествие или поселиться в комфортабельных апартаментах, хотя то и другое ему вполне по средствам; человек реагирует на упрек в ошибочном суждении крайне глубокими переживаниями по поводу собственной никчемности, хотя этот упрек относится к вопросу, где возможны самые разные мнения. Наконец, это наблюдения, что человек часто чувствует, будто окружающие его осуждают или ожидают от него чрезмерных достижений, хотя на самом деле нет ни замечаний, ни требований в его адрес. В таких случаях можно заключить, что у индивида есть веские причины для подобного предположения; такое предположение может также указывать, например, на проекцию его собственного требовательного и осуждающего отношения к самому себе. Я считаю эти данные верными. Постижение данного феномена и его значения для понимания и терапии неврозов является одним из многих свидетельств глубокой проницательности Фрейда. Вопрос заключается в том, как объяснить это явление. На основе своей теории влечений Фрейд не мог не предположить, что такая могущественная сила, как невротическая потребность в совершенстве, является инстинктивной по своей природе. Он рассматривает ее как комбинацию влечений или их дериватов. Согласно Фрейду, эта потребность состоит из нарциссических, мазохистских и прежде всего деструктивных влечений; она также является остатком эдипова комплекса, представляя собой интроецированные образы родителей, запретам которых приходится повиноваться. Я не буду обсуждать здесь эти возможности, поскольку в предыдущих главах я уже изложила причины того, почему считаю подобные теоретические построения спорными. Скажу лишь следующее: фрейдовская концепция Сверх-Я согласуется с теорией либидо и с теорией влечения к смерти; если мы принимаем эти теории, мы принимаем также его взгляды на Сверх-Я. — 108 —
|