Миф анализа

Страница: 1 ... 2122232425262728293031 ... 41

ВНАЧАЛЕ АДАМ, ЗАТЕМ ЕВА

Locus classicus"(Классический случай, пример (лат.) мужского превосходства и вторичной производной природы женщины в нашей культуре является рассказ об Адаме и Еве в библейском мифе о сотворении мира (Быт. 2). Тогда как Адам был сотворен по образу и подобию Божьему, Ева была сотворена только из Адама. Все, что есть божественного в Еве, перешло к ней из вторых рук от сущности Адама. «Вначале Адам, потом Ева» — можно вывести из этого рассказа несколькими путями. Во-первых, мужчина имеет приоритет во времени, потому что он был сотворен первым. Во-вторых, его превосходство заключается в том, что только он, как сказано, был сотворен по образу Бога. В-третьих, мужчина превосходит женщину в сознании, потому что Ева была извлечена во время глубокого сна Адама из его бессознательного. Сон Адама является состоянием падения. Яков Бёме, например, полагал, что у первоначального Адама не было век, что он всегда бодрствовал. Его сон кончается Евой; Ева — это «сон» мужчины. В-четвертых, Адам превосходит Еву по существу, субстанционально, поскольку она была преформирована в нем как часть целого. Адам является совершенным по происхождению как зеркальный образ собственного Божественного совершенства. Жизнь, сущность и материальная субстанция Евы обусловлены Адамом. Он является ее формальной причиной, поскольку она была предобразована в нем; в нем заключается ее материальное основание, так как она была создана из его ребра; и он является ее конечной причиной, поскольку ее цель и назначение состоят в том, чтобы помогать ему. Мужчина является непременным условием женщины и основанием для ее возможностей.
Кроме того, метафора носит физический характер; доводы основываются на представлениях анатомии, физиологии, репродукции и эмбриологии.
Психологическую историю отношений между мужчиной и женщиной в нашей цивилизации можно рассмат ривать как ряд подстрочных примечаний к повествовании об Адаме и Еве. Из всех комментаторов, которые писали примечания к Книге Бытия (2:21), только комментарии Сфорно, созданные в эпоху Возрождения, уравнивают мужчину и женщину: они подобны; только в отношении пола женщина действительно отличается от мужчины (С этим согласились и другие авторы: Бердяев определяет место сексуального в женщине; она привносит сексуальное в мир; мужчина менее сексуален, чем женщина. Сексуальное различие является главным различием между мужчи ной и женщиной. Это означает, что если пол является специфической областью различия, то тогда он является и специфической областью для демонстрации этого различия в плане установления первенства Адама. Различие ме жду мужчиной и женщиной оборачивается, таким образом, различиями между мужским и женским — сексуальным различием; борьба между мужчиной и женщиной становится сексуальной борьбой; и объединение мужского и женского принципов становится сексуальным союзом Эта особая линия доказательств различия между мужчи ной и женщиной — сексуальных, воспроизводительных физиологических — будет прежде всего предметом нашего рассмотрения не только потому, что подобная линия является наиболее устойчивой и наиболее вредной для возмож ностей единства, но потому, что она является средоточием наиболее закоснелых и неподдающихся какому-либо изменению психологических проблем. Именно тут, «в глубине телесного человека», психическое скрывается в physis* (Природа (греч.)в темных объятиях женской материи, по выражению алхи миков; и поэтому мы вовсе не склонны допускать, что все эти сексуальные, физиологические и эмбриологические проблемы являются также проблемами психическими и что в этой «алхимической грязи» психологические проблемы наиболее глубокого качества прячутся в ожидании освобождения от вековых напластований.
Пока физическое начало представляет женское, психическое будет способно вбирать в себя антифеминистские проекции. Это хорошо нам известно по «манихейской» традиции, которая утверждает, что материя, зло, темнота и женщина являются взаимозаменяемыми понятиями. Материальный аспект женского, «ее человеческое тело, о, что наиболее подвержено грубому материальному разложению», приобретает вдвойне негативное выражение. Чем в большей степени материальное отождествляйся с женским, тем в большей степени оно соотносится о злом; чем в большей степени женщина материализуется, тем в большей степени усиливается ее темнота. Особенно пышным цветом распускаются фантазии женской неполноценности относительно физического телa женщины, поскольку именно в нем констеллируется глубинная сторона телесного человека с его животными страстями и природными инстинктами».
В ходе дальнейшего исследования мы поступим благоразумно, не упуская из виду замечание выдающегося историка медицины Людвига Эдельштейна: «Теория человеческого тела всегда является частью философии». Всякая теория женского тела является частью философии. И научные исследования, предметом которых являются люди, относятся не только к физиологии. Они и философские. Эдельштейн говорит далее:
«В эллинистической философии... теория человеческого тела, которая представляет собой неотъемлемую часть философии, — не предмет научного исследования, но философия, которая основывается на открытиях, достигнутых наукой. На факты ссылаются для того, чтобы продемонстрировать философию школы»*.
Гален излагает те же самые идеи:
«...изучение деятельности различных органов тела является полезным не только для врача, но даже в большей степени для философа, который стремится овладеть познанием вceй природы. Для этой цели все люди, которые почитают богов должны быть, по моему мнению, посвящены в эту мистерии индивидуально или коллективно»".
Даже для Галена «изучение деятельности отдельны) органов тела» представляет философскую деятельность род посвящения в мистерию. В соответствии с этим нас привлекает и интересует не академическая исследовательская наука, но род theoria,(Исследование, рассмотрение (греч.), психологического ритуала, цель которого заключается в преобразовании сознания в соответствии с предметом изучения.
Мы могли бы перефразировать утверждение Эдельштейна и сказать, что теория человеческого тела всегда является частью картины мира, не забывая, что такие картины, создаваемые фантазией, имеют фантастическую структуру, даже когда отделяются от своих фантастических структур и формулируются в отвлеченных понятиях фило софии. Теория человеческого тела всегда является частью фантазии. Это мистерия нас самих, нашей природы, воображенная memorial*(Память, способность понимать и воспринимать (лат.) возможности воображения которое определяются архетипическими образами. Теория представление является поэтому такой же свободной и фанта стической, как и воображение; возможно, она ограни чивается данными наблюдения даже в меньшей степени чем архетипическими априорными доминантами вообра жения, преформацией идей, которые проявляются каь предвзятые мнения, определяющие, как и что наблюдается в исследовании.
Фантазия вмешивается главным образом там, где не достает точного знания; и когда фантазия действительно вмешивается, этого точного знания особенно трудно достичь. Так возникает порочный круг, и мифическое узурпирует формирование теории; к тому же мифическое дано
фантастическому свидетельству (доказательству) в наблюении. Видение есть верование, а верование есть видение. 1ы видим то, во что верим, и подтверждаем свои вероваия тем, что видим. Это довольно наглядно обнаруживается на примере наших отживших представлений, таких, как представление о том, что земля плоская и вокруг нее вращается солнце. В исторической перспективе мы без особенных затруднений можем увидеть влияние фантазии а исследование. Сложнее установить это влияние в сравнительно недавнем исследовании. Поэтому мы обращаемся к истории, чтобы натренировать зрение; это открывает перспективу. История позволяет распознавать факты в фантазиях. История предоставляет доступ в воображаемое; то подобно дороге, вдоль которой мы можем исследовать архетипическое. Сводить историческое к фактам и толкованиям, как и к фантазии, к «тому, что действительно произошло», и исследовать эту «историческую реальность», есть тупик историзма. История не может быть ограничена методом для понимания прошлого или настоящего; для нас на является, главным образом, психологической дисциплиной для достижения архетипических перспектив. Поэтому нам будет сравнительно легко разглядеть архетипический фактор в современных теориях женской неполноценности, наблюдая эти факторы в действии в другие времена. Обозревая поле теорий зачатия и эмбриологии, южно увидеть воздействие фактора фантазии не только а образование теории, но и на наблюдаемые данные, а свидетельства чувств и ощущений. Позволю себе привести некоторые примеры этих цветистых фантазий как предвосхищений:
1. На протяжении XVII и XVIII вв. благоразумные, рассудительные ученые (Далепатье, Гартсекер, Гарден, Бурже, Левенгук, Эндрю), экспериментально изучая проблемы фертильности, зачатия и эмбриологии, «утверждали, что наблюдали под микроскопом внутри сперматозоида чрезвычайно маленькие формы человека с руками, головой и ногами в совершенно законченном виде». Зюпэ и дю Гамель наблюдали микроскопические зародыши в неоплодотворенных яйцах; Готье наблюдал микроскопическую лошадь в сперме лошади и микроскопического петуха внутри спермы петуха*. (Подробности этих фантазий с рисунками приведены у Bilikiewicz.)*"
2. Признанный гений Вильям Харвей после анатомического препарирования матки королевских ланей пришел к «заключению, что сперма не может проникнуть в матку и поэтому не является необходимой для зачатия»***. Главным результатом экспериментов Бюффона предстало невероятное «открытие» спермы в liquorfolliculf*" яичников неоплодотворенных женских особей животных"****. Сперма вырабатывалась даже самками!
3. В исследованиях яйца на протяжении XVI и XVII вв. была обнаружена триада пузырьков. Их представляли себе как премордии печени, сердца и мозга, легшими позднее, подобно платоновской триаде, в основу трехчастного деления психического. Точки зрения вскоре
разделились между теми, кто отдавал приоритет тому или другому из этих почковидных органов. Данные наблюдений в этом случае использовались для того, чтобы философски обосновать позицию превосходства сердца над печенью, мозга над сердцем etc.******
4. Согласно пневматической теории мужской {penile) эрекции, возводимой по различным версиям к Аристотелю (История животных, VII, 7), Галену и стоикам, воздух извергает сперму и, как aura seminalis,(Дух или воздух осеменяющий (лат.) является первой причиной зарождения. Теория также базировалась на доказательстве: эрекция возникает в воздушном элементе imaginatio" мужчины как движение «животных духов»; как, например, утверждал Гален, в corpus covernosa" находится воздух. Леонардо да Винчи — «отец эмбриологии как точной науки», приводит в своих анатомических заметках рисунки с изображенными в разрезе двумя мочеточными каналами: один для семенной жидкости и второй — для рпеита или aura seminalis. Его рисунки основываются на данных «наблюдения» подлинных вскрытий.
5. В 1827 г. Карл Эрнст фон Бэр опубликовал свое открытие женского яйца («De ovi mammalium et bominis genesi», Лейпциг), раз и навсегда положившее конец невежеству и открывающее новую эпоху современной эмбриологии. Согласно историкам медицины, фон Бэр и мыслил глубоко, и исследование проводил дотошно. Его ум был «сравним по интеллектуальной мощи с дарвинским». Однако фон Бэр не сумел предвидеть того, что соединение яйцеклетки и спермы является необходимым для зачатия. Он ввел новый термин «сперматозоид», но, по-видимому, находился под столь сильным влиянием теории овистов о зарождении (по которой эмбрион развивается единственно из яйцеклетки), что продолжал классифицировать сперму как разновидность паразитов и включать ее в категорию chaos, воскрешая рубрику, куда Линней также относил этих animalculae (мельчайших животных — лат.). Даже несмотря на то, что несколькими годами ранее Прево и Дюма экспериментально подтвердили убеждение Спаллацани в необходимости спермы для фертилизации, точка зрения Бэра оставалась неизменной. Окончательное экспериментальное доказательство того, что сперма проникает внутрь яйцеклетки и что в результате этого соединения возникает новый индивид, произошло не ранее 1875 г. (О. Хертвиг).
Суть этих историй можно позаимствовать у Парацельса, который считал, что воображение оплодотворяет эмбрион; но воображение оплодотворяет также теории эмбриона. Важно понять, почему исторически очень поздно состоялось наше научное понимание женской жизнедеятельности. Не ранее 1827 г. было открыто человеческое яйцо и не ранее рубежа нынешнего столетия стала очевидной циклическая связь между менструацией и овуляцией. Более того: буквально несколько лет назад все еще существовали противоречивые теории относительно происхождения вагинального эксудата, источники которого в образцовых анатомических текстах неоднократно и неадекватно относили к бартолиновым железам и шейке матки". Фемининная тьма питает фантазии.
Поскольку эмбриология является логосом начал, она будет находиться под влиянием мифем творения. Поскольку теории зарождения отражают различие и соединение противоположностей, эти теории будут находиться под влиянием conjunctio фантазий. Возможно, что до сих пор более существенными являются те фантазии, в которых проявляется беспокойство мужчины относительно женщины, в которых мужчина является исследователем, а женщина предметом его исследования. Мы сталкиваемся с длительной и невероятной историей теоретических неудач и исследовательских заблуждений в мужской науке относительно физиологии воспроизведения. Эти фантастические теории и фантастические наблюдения не являются простыми ошибочными представлениями, обычными и неизбежными на пути научного прогресса; они появляются в результате неодобрения и осуждения женского начала, выраженных на безапелляционном объективном языке науки своего времени. Мифический фактор периодически возвращается, замаскированный в новом усложненном свидетельстве каждой эпохи.
Мы уже приводили один из мифологических аргументов из Книги Бытия: «Вначале Адам, затем Ева». Другой, хотя и менее известный, приводит Эсхил в «Эвменидах» (II, 658-663), где Аполлон представляет теорию воспроизведения. Он заявляет: «Мать не родительница того, кого зовет своим ребенком, но только кормилица воспринятого семени, которое взращивает. Тот, кто посеял, является родителем... Можно быть отцом без матери»". Если следовать Бахофену, этот пассаж можно объяснить как утверждение патриархата над матриархатом. Аполлон, по общему мнению, представляет патриархальный принцип родства. Но социально-исторический контекст, который мы попытаемся установить и затем использовать для интерпретации, является опять же объектом фантазии. Мы не знаем, почему речь произнес Аполлон или почему Эсхил вложил ее в его уста. Она является изложением архетипической точки зрения, представляющей мировоззрение, которое можно приписать Аполлону и назвать аполлоническим.
Аполлоническая фантазия воспроизведения и женской неполноценности в точности возрождается в западной научной традиции. Мы называем ее «аполлонической», поскольку в отличие от «адамической» с ее обертонами природного Unuensch (Первобытный человек (нем.), мистического человека и андрогина, «аполлоническая» передает очищенную объективированность и научную ясность мужского сознания. Аполлонический взгляд на женское начало является, по-видимому, неотъемлемым от самой структуры сознания, как методы,
которыми фантазия, по общему мнению, обосновывается. Я использую слово «научная», чтобы установить отличие материалов, которые мы будем рассматривать, от материалов на явно символическую, бисексуальную тему, которые уже обсуждались на эраносских встречах в прошлом . Мы будем продвигаться в другом направлении, обращаясь к теориям эмбриологии, физиологии и воспроизведения, исследуя их также ради психологического содержания и наблюдая, как те же самые фантастические мифемы появляются в научном языке. В особенности мы ожидаем встретить Аполлона в научном медицинском языке, поскольку Аполлон является отцом Асклепия, бога медицины. Наше исследование медицинских теорий, подобно исследованию психиатрических идей во второй части, должно выявить типичные положения аполлонического сознания.

— 26 —
Страница: 1 ... 2122232425262728293031 ... 41