В нашем примере любитель кактусов и любитель собак, различные в типическом, сходны в метапсихиче-ском. Если мы проанализируем соотношение значимостей в различных классах понятий, то придем к тому же результату. Представим себе зал совещаний, где для обсуждения некой проблемы собралась группа людей. Каждый из них видит свои сны, фантазирует о чем-то своем (мифическое), по-своему относится к семье, работе, имеет свои представления о красоте, добре и зле (психическое). Они о чем-то спорят, что-то бурно обсуждают, увлеченно доказывают, стараются казаться умными и глубокими. Но внезапно распахивается дверь, и в зал влетают террористы, разбрызгивая по потолку и стенам автоматные очереди. Нетрудно вообразить, что в этот момент произойдет с публикой. Сразу же все аргументы, убеждения и полемический задор исчезнут, прихлопнутые шоком, уступив место одному единственному желанию — спастись. Причем в это время человек вовсе не думает, зачем ему спасаться, для чего он это делает. Любитель кактусов забывает о своих кактусах, а знаток творчества Андрея Белого — про Андрея Белого. Просто энергия инстинкта руководит определенным телом, программируя последовательность его действий. Один вступает в схватку, другой прыгает в окно, третий залезает под стол. Здесь нет героев и трусов. Здесь и сейчас проявляет себя метапсихиче-ское и надличное. Если это так, то проблема проясняется. Но как быть с другим влечением, открытым и описанным Сабиной Шпильрейн, российским психоаналитиком, — Танатосом, влечением к смерти? Логика наших рассуждений снимает кажущееся противоречие. Смерть является принадлежностью Метапсихического и определяет подспудный к ней интерес. Ведь смерть — это не только то, куда мы уйдем, но и то, откуда мы вышли, и в этом наблюдается своеобразная симметрия нашего Бытия. Она представляется некой потусторонней тайной, с одной стороны вызывающей смутный страх и трепет, а с другой — неодолимый интерес ребенка, стремящегося подсмотреть, что же творится за дверью родительской спальни. Такое же любопытство заставляет нас временами обращаться к тому миру, что лежит за пределами земного существования. О загробной жизни написано великое множество всяческих исследований, начиная от «Книги мертвых» и кончая современными парапсихологическими изысканиями. Ее образы заселяют мифотворчество различных народов и времен, то устрашающе зловещие, то поэтически изысканные. Ее образ, у каждого свой, живет и в нашей душе. Получается, что смерть не вне, а внутри нас. — 75 —
|