Мастер самопознания. 2-е издание

Однако следует помнить и осознавать один довольно важный аспект: законы Вселенной объективны. Объек­тивно и само мироздание. Когда я говорю, что Жизнь вас начинает защищать, это не означает факта некой вашей избранности. Это означает всего лишь то, что срабатыва­ют механизмы, регулирующие деятельность, осуществ­ляющуюся по принципу наименьшего сопротивления. Ваше существование просто перестает мешать, не более того. Логика вашего бытия созвучна логике вселенского Бытия. Возникает резонанс. В противном же случае рож­даются диссонансные взаимодействия, обрекающие од­ного из участников последних на разрушение. Ясно, что разрушается более слабое звено. В нашем случае — чело­век.

Представьте себе, если на вашем огороде вырастает сорняк. Как вы с ним поступаете? Естественно, выпалы­ваете. Почему? Да потому, что его воля не созвучна ва­шей. Что делает Вселенная с тем существом, которое про­тиводействует ее замыслу? Уничтожает. И дело здесь вовсе не в какой-то мести, желании или наказании. Про­сто совершается неумолимый закономерный процесс. Спросите у огня: радуется ли он или огорчается, когда сжигает кого-то или что-то? Вы не дождетесь ответа, по­тому что нет ни того, ни другого. Он всего лишь делает свое дело — сжигает и не раздумывает при этом. Такова логика объективности. Иногда такую логику называют мистикой.

— Признаться, мне в мистику верится с некоторым за­труднением.

— А вы и не верьте. Принимайте лишь факты и осо­знавайте то, что это факты.

— Например?

— Пример? Пожалуйста.

Глава 6 Гений судьбы

«Он миру чужд был, все в нем было тайной», — так уга­дал его другой пророк, семнадцатилетний юноша и ве­ликий поэт Михаил Лермонтов. Что же скрывалось за этой, быть может, самой загадочной за последние два тысячелетия личностью? Маска и унылая череда стерео­типных мнений вряд ли сможет прояснить феномен че­ловека, явившегося в историю под звучным именем — Наполеон.

Сказать о его блистательном военном и политическом гении с восхищенным придыханием: «О! Великий Буонопарте!» — значит сказать ничего и ни о чем.

«Чудовищная помесь пророка с шарлатаном» — так отозвался о нем знаменитый историк Томас Карлейль, в своей раздраженной откровенности это звучит все-таки более эмоционально, но и этот выпад маститого англича­нина, на который, словно дразня его, откликнулся импе­ратор: «Это было шарлатанство, но самого высшего по­лета», вряд ли способен прояснить те потаенные «меха­низмы», которые двигали Наполеоном.