Я и другие

Это противопоставление производит, как в статье Айзекс, так и во многих психоаналитических работах, два находящихся в оппозиции друг к другу пучка понятий:

внутреннийв противоположностьвнешнему

ментальныйв противоположностьфизическому

ментальная в противоположностьвнешней и телесной деятельность реальности

вымыселв противоположность тому, что можно потрогать руками и увидеть

психическая в противоположностьфизической

реальностьреальности

внутренний мир в противоположностьвнешнему миру

психическоготелесного развития

субъекта, а следова-

тельно, психического

и телесного других

людей

умв противоположностьтелу

В рамках этого набора различений мы должны полагать, что фантазия начинается в левой части, как внутренняя ментальная деятельность и т.д., и переходит каким-то образом в правую часть. Несмотря на странность ситуации, в которой мы при этом оказываемся, нам придется предположить, что переживание фантазии происходит только в правой части. Ведь нам было сказано, что она переживается в рамках внешней и телесной реальности, как собственного тела, так и тел других людей.

Понятия, подобные конверсии, — сдвиг от психического к телесному; проекции — сдвиг от внутреннего к внешнему, интроекции — сдвиг от внешнего к внутреннему, — сидят между двух стульев над бездной этого теоретического разлома. Вместо описания фактов опыта они используются для объяснения артефактов теории. Двойные ряды, а тем более эти перемещения между ними не принадлежат к тому набору фактов, который Айзекс намеревается описывать. Случается, что человек переживает себя в терминах этого набора противопоставлений. Он “чувствует”, что его “ум” содержит в себе “содержания”, он заявляет, что его “тело” является “внешним” по отношению к его “уму”. Как бы странно это ни звучало, но мы допускаем, что он не лжет и тщательно выбирает выражения. Однако совсем другое дело — брать подобную форму расщепления “я” в качестве своего теоретического отправного пункта.

Фантазию также можно вообразить происходящей “в уме”. Но позволительно спросить, почему мы должны мыслить ее таким образом, без того, чтобы не попробовать покончить с самой воображаемой проблемой.