Я и другие

7. Не думай, что отец будет верить тебе.

8. Нам с тобой все известно. Больше никто ничего не знает.

9. Ты сам знаешь, что не можешь без меня. А я без тебя могу.

10. Если ты будешь упрямиться, я от тебя уйду. Это послужит тебе уроком.

11. Ну вот, все, слава Богу, кончилось. Давай обо всем этом за­будем.

12. Мама не сердится на тебя за все те неприятности, которые у нее были из-за тебя и этой дурацкой ручки.

13. Хочешь — принимай, хочешь — нет. Если не принимаешь, то я не принимаю тебя.

Здесь может быть приравнивание:

поцеловать меня = любить меня = простить меня = быть хорошим

не поцеловать меня = испытывать неприязнь ко мне = не простить меня = быть плохим.

Читатель без труда может составить список еще из стольких же пунктов.

Излюбленной атрибуцией, которую мать Бетти применяла по отношению к ней, было следующее высказывание: “Она очень благоразумна”. Это означало, что в действительности все, что бы Бетти ни делала, было очень глупо и бестолково, потому что, с точки зрения матери, на деле она никогда не делала то, что надо. Мать придерживалась убеждения, что Бетти знает, что было бы “благоразумно” сделать, хотя в силу какого-то странного отклонения, которое можно было бы отнести только на счет “психического расстройства”, она всегда делает бестолковые вещи. Одним из ее любимых высказываний было: “Конечно, она может делать что ей угодно, но я знаю, что Бетти очень благоразумна и всегда будет делать то, что благоразумно — то есть, если она здорова, конечно”.

Мы уже говорили о Раскольникове из “Преступления и наказания” с точки зрения смешения в его опыте сновидения, фантазии, воображения и бодрствующего восприятия. Достоевский не только описывает нам это, но соотносит опыт Раскольникова с положением, в которое тот “поставлен” перед убийством. Он показывает Раскольникова как “помещенного” в некое положение, которое можно было бы определить как ложное, безвыигрышное, безысходное, невыносимое.

За день до убийства старухи-процентщицы, несколькими часами ранее своего “ужасного сна”, Раскольников получает письмо от матери. Это довольно большое письмо, примерно в четыре с половиной тысячи слов.

Длина письма составляет одно из его существенных качеств. Когда читаешь его, то в процессе этого чтения тебя обволакивает какой-то эмоциональный туман, в котором очень трудно не потерять направление. Когда письмо это было прочитано группе из восьми психиатров, все они засвидетельствовали, что им было как-то не по себе; двое сообщили, что чувствовали физическое удушье, трое — заметное беспокойство в желудке. Качество этого письма, вызывающее такую сильную реакцию, отчасти неизбежно теряется в выдержках и отрывках, но они все-таки позволяют выявить его “механизм”.