|
Это означает, что если под чувством реальности понимать тот "щелчок", что оповещает о воскрешении - которого столь редко удается добиться - забытого воспоминания, то чувство нереальности и чувство реальности представляют собой одно и то же явление. Если второе воспринимается именно как таковое, то это происходит потому, что оно возникает внутри символического текста, образующего регистр припоминания, тогда как первое откликается на незапамятные формы, проявляющиеся на палимпсесте воображаемоего, когда обрывающийся текст обнажает фундамент реминисценции. Чтобы сделать из истории Фрейда этот вывод, достаточно выслушать ее до конца, ибо если всякое представление имеет в ней ценность лишь постольку, поскольку оно воспроизводит первичное восприятие, повторение может остановиться на этом последнем разве что в форме мифа. Именно это соображение, отославшее некогда Платона к вечной идее, способствует в наши дни возрождению архетипа. С нашей стороны, мы ограничимся замечанием, что лишь благодаря символическим артикуляциям, сплетающим восприятие со всем остальным миром, принимает оно характер реальности. Но не менее убедительное чувство испытывает субъект, столкнувшись с символом, который он с самого начала отторг от Bejahung. Ибо символ этот отнюдь не вступает от этого в воображаемое. Он образует, говорит нам Фрейд, то, что, собственно говоря, не существует, и в качестве такового он вне-существует (ek-siste), ибо все существующее существует лишь на фоне предполагаемого отсутствия. Все существующее существует лишь постольку, поскольку не существует он. Это самое происходит и в нашем примере. Содержание галлюцинации, столь насыщенное здесь символикой, обязано своим появлением в реальном тому, что для субъекта не существует. Ибо все говорит о том, что в своем бессознательном субъект прочно занял воображаемую позицию женщины - позицию, с которой его галлюцинаторное увечье лишается всякого смысла. В символическом порядке пустые места являются столь же значимыми, сколь и заполненные, и, читая Фрейда сегодня, приходишь к выводу, что именно зияние пустоты и стало первым шагом описанного им здесь диалектического процесса. Похоже, что именно этим и объясняется упорство, с которым шизофреник пытается сделать этот шаг вновь. Упорство напрасное, ибо все символическое для него реально. И в этом его отличие от параноика, чьи преобладающие воображаемые структуры мы показали в нашей диссертации; мы имеем в виду ту ретроспективность в циклическом времени, которая столь затрудняет анамнез его расстройств - тех элементарных феноменов, которые являются всего-навсего пред-означающими и которые лишь после долгой и болезненной дискурсивной организации образуют и обустраивают ту вечно неполную вселенную, что именуется бредом." — 279 —
|