|
II А вот рассказ молодой девятнадцатилетней дамы: "Вспоминаю, как я сижу в столовой под столом, хочу выползти наружу и страшно капризничаю. На столе стоит моя кофейная чашка — и сейчас отчетливо вижу перед собой рисунок на фарфоре — чашка, которую в тот момент, когда в комнату входит бабушка, я как раз хочу выбросить в окно. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, а между тем на остывающем кофе образовалась "пенка", что всегда меня приводило в ужас, как, впрочем, и сейчас. В этот день родился мой брат (он младше меня на два с половиной года), и поэтому про меня все забыли. Еще долго после этого мне рассказывали, какой несносной была я в тот день: за обеденным столом я сбросила на пол любимую рюмку папы, несколько раз в течение дня пачкала платьице и пребывала в наисквернейшем настроении вплоть до самого вечера. В гневе я даже сломала резиновую куклу. Оба эти случая едва ли нуждаются в комментарии. Они служат подтверждением того, что ожесточенность ребенка по отношению к ожидаемому или реальному конкуренту находит свое выражение в выбрасывании предметов в окно, как, впрочем, и в других дурных поступках, а также в мании разрушения. Согласно первому наблюдению, "тяжелые предметы" символизируют, по всей вероятности, мать, на которую направлен гнев ребенка до рождения конкурента. Мальчик трех с половиной лет уже знает о беременности матери и не сомневается в том, что в ее теле заключен ребенок. Здесь следует вспомнить о "маленьком Гансе"3, испытавшем панический страх, видя тяжело нагруженные повозки". Во втором эпизоде примечательным является ранний возраст ребенка, которому к этому времени исполнилось два с половиной года. Он всегда выбирал тяжелые предметы. 2 *Выкидыш (.фр.). — Примеч. пер. Если мы сейчас вновь вернемся к детским воспоминаниям Гёте и воспользуемся при анализе соответствующего эпизода из "Поэзии и правды" теми данными, которые мы извлекли, наблюдая поведение других детей, то обнаруживается не отмеченная нами ранее зависимость, которую можно сформулировать следующим образом: "Я был счастливчиком, судьба даровала мне жизнь, хотя я и родился почти мертвым. А моего брата она убрала с дороги, так что мне не пришлось делить с ним любовь матери". Затем взор его устремляется к другой женщине, умершей в период его младенчества, — бабушке, подобно любезному, тайному духу, обитавшему в других помещениях. А в другом месте я ведь уже говорил: если ты неоспоримый любимец матери, на всю жизнь ты сохранишь то чувство победителя, ту уверенность в успехе, которым нередко сопутствует и сам успех. А замечание типа: сила моя заключена в моем отношении к матери — Гёте мог бы по праву предпослать описанию своей жизни. — 368 —
|