|
Интерес представляет и то, что в числе выброшенных предметов на сей раз оказалась не посуда, а другие вещи, — вероятнее всего, такие, которые могли быть доступны ребенку... Существенным становится сам процесс выбрасывания (через окно на улицу), случайным и несущественным — удовольствие от разбиваемых предметов, а также сами предметы, "подвергаемые экзекуции". Само собой разумеется, что требование взаимосвязи должно распространяться и на третье воспоминание детства, которое хотя и является самым ранним из приведенных выше, однако изложено в конце этого небольшого ряда. Выполнить это требование не представляется сложным. Мы понимаем, что двухлетний ребенок был так обеспокоен вследствие того, что не желал видеть отца и мать, лежащих вместе в одной постели. По-видимому, во время путешествия не представлялось возможным изолировать его на ночь. Из тех чувств, которые всколыхнулись в ту ночь в маленьком ревнивце, осталось чувство ожесточенности по отношению к женщине вообще, и вследствие этого ожесточения возникло хроническое расстройство его эротической сферы. Когда на основе данных наблюдений на одном из заседаний общества психоаналитиков я высказал предположение, что подобные случаи не являются редкостью у маленьких детей, фрау доктор фон Худ-Хельмут представила в мое распоряжение материал еще двух случаев, который я привожу ниже. 'Показательная небрежность. Несомненно, что она уже индуцирована стремлением устранить брата. (Ср.: Ференци. О временных формированиях симптомов при анализе // Zentralbl. f. Psychoanalyse. II. 1912.) 'В дальнейшем пациент отбросил свои сомнения. В возрасте примерно трех с половиной лет у маленького Эриха "неожиданно" появилась привычка выбрасывать из окна все, что ему не нравилось. Но он выбрасывал также и те предметы, которые не были у него под рукой и, следовательно, не могли вызвать его интереса. Так, в день 263 рождения отца — ребенку было в то время три года и четыре с половиной месяца — он выбросил из расположенной на третьем этаже квартиры на улицу тяжелую скалку, которую вмиг приволок в комнату из кухни. Через несколько дней сцена эта повторилась — сначала с пестиком ступки, а затем с парой тяжелых горных ботинок отца, которые нужно было еще и вытащить из ящика'. В то время у матери на седьмом или восьмом месяце беременности произошел "fausse couche"*2*, после чего Эриха было не узнать, настолько он стал послушным, тихим и ласковым. Когда мать была на пятом-шестом месяце беременности, он не переставал повторять: "Мамочка, я прыгну тебе на живот", а незадолго до "fausse couche", в октябре: "Если уж у меня будет братец, то пускай хотя бы после Рождества Христова". — 367 —
|