Мандельштам не хуже психоаналитика ощущает двойственность Синани: „как ярый рационалист, в силу рокового противоречия, он сам нуждался в авторитете и невольно чтил авторитеты и мучился этим". Доктор неотрывно читал „вредные ерундовые книги, исполненные мистики, истерии и всяческой патологии; он боролся с ними, разделывался, но не мог от них оторваться и возвращался к ним опять". Врагами его были все те же вечные русские „мистика, глупость, истерия и хамство"; а „ум был одновременно радостью, здоровьем, спортом и почти религией". Вместе с тем, вспоминает Мандельштам из далекого и многое узнавшего 1925 года, этот „жадный ум глотал скудную пищу: вечные споры с(оциал)-р(еволюционеров) и с(оциал)-д(емок-ратов), роль личности в истории, пресловутая гармоническая личность Михайловского..." В этом ярком порт-ретевоплотилось многое из того, что будет сопровождать русскую (и особенно петербургскую) психиатрию на протяжении следующих десятилетий — рационализм в теории, гипноз в практике и зависимость от политического авторитета, актуального на текущий момент. Русские психоаналитики пытались противостоять этому влиянию. По словам А. А. Певницкого, „раньше мы лечили гипнозом... Главная особенность этого метода, как и лечения внушением, та, что врач не понимал, почему больной ему подчиняется". Увлеченный Фрейдом, Певницкий сравнивал его открытия в психотерапии с вкладом П. Эрлиха в фармакологию: сальварсан, первое эффективное средство против сифилиса, был свежей сенсацией, воплощавшей в себе силу знания. А гипноз для него — знахарство примитивными средствами, механизмы которых неясны науке. С годами московские аналитики воспринимали гипноз еще более критически. Методы Бсрнгейма, Шарко, Дюбуа казались архаическими по сравнению с глубокой интеллектуальной жизнью венских и цюрихских аналитиков. От того примитивного решения проблемы власти и подчинения, которое предлагал своим любителям гипноз, московские психотерапевты все более и более склонялись к идеям Адлера, вводящим проблему „влечения к власти" внутрь психоаналитического понимания. За время издания журнала „Психотерапия" в нем прослеживается отчетливо возрастающее тяготение к Адлеру, очевидное с 1913 года. По крайней мере два постоянных автора журнала — И. А. Берштейн и А, Б. Залкинд — демонстрировали сознательный выбор „индивидуально-психологического анализа", а Каннабих и Вырубов, судя по приводимым ссылкам и терминологии, тоже симпатизировали Адлеру. За этим, вероятно, стояли и личные отношения. Журнал регулярно печатал отчеты жены Адлера Раисы Тимофеевны, русской социалистки, с заседаний „Ферейна свободного психоа-налического исследования" — группы, отколовшейся в 1911 году от основного русла фрейдовского анализа. — 82 —
|