|
Первый суицид, первая эмиграция Она была характерной для психоаналитического движения в России фигурой. Как писала в посвященном ей некрологе ее подруга Сара Найдич, „если психоанализ закрепился в Петербурге, то это только благодаря бурной деятельности Татьяны Розенталь". В молодости она была активисткой социал-демократической партии, принимала участие в революции 1905 года, участвуя в рабочем еврейском движении, и состояла одно время Председателем ассоциации студенток Высших женских курсов Москвы. В 1906 году она, „усталая и в расстроенных чувствах", появилась в Цюрихе, выбирая между медициной и юриспруденцией и гадая, какая профессия будет более полезна для ее общественной деятельности. Случайно натолкнулась она в это время на одну из книг Фрейда. До нас дошло ее восклицание: „Какая гармония возникнет, когда соединятся идеи Фрейда и Маркса!" Получив докторскую степень по психиатрии (почти одновременно с учившейся там же Сабиной Шпильрейн), Розенталь возвращается из Цюриха в Петербург и посвящает всю свою энергию практике и пропаганде психоанализа. Мы мало знаем о ее деятельности. В 1919 году она участвует в работе только что основанного В. М. Бехтеревым Института мозга, возглавляя там отделение детских невропатий и психопатий. Зимой 1919—1920 годов Розенталь читает в этом институте цикл лекций по психоанализу. На Всероссийском съезде по уходу за отсталыми детьми, который состоялся в Москве в 1920 году, Розенталь проводит резолюцию, призывающую изучать психоанализ всех, кто имеет отношение к воспитанию детей. По неизвестным причинам, добавляет Найдич, эта резолюция не была опубликована. В 1919 году в журнале под редакцией Бехтерева выходит в свет ее статья „Страдание и творчество Достоевского". Розенталь называет свой метод „психогенетическим", называет его развитие заслугой Фрейда, но возражает против психосексуального монизма последнего. Гораздо интереснее другое. В своей клинической трактовке Достоевского Розенталь опередила Фрейда, который семью годами спустя, не ссылаясь, повторил ряд ее тезисов. И Фрейд, и Розенталь говорили об амбивалентности Достоевского, о роли его детских травм и о природе его эпилепсии. В последнем пункте сходство их рассуждений особенно велико. Точно так же, как позднее Фрейд, Розенталь утверждала, что Достоевский страдал не генуинной (у Фрейда органической) , а аффективной эпилепсией. Ее клинические аргументы и даже некоторые примеры те же, что у Фрейда: припадки вызывались душевными волнениями; снижение личности отсутствовало; эмоциональная жизнь была необычно амбивалентной; на каторге состояние улучшилось и припадки прекратились *. Как будто иллюстрируя мысль Фрейда: „его припадки были его карой. Он более в них не нуждался, когда был караем иным образом", — Розенталь цитирует слова самого Достоевского: „О, это было для меня большое счастье, Сибирь и каторга. Ах, если бы Вас на каторгу!" — 144 —
|