|
Рассмотренная в этом контексте, переписка начинается знакомством корреспондентов, за которым сразу же следует представление Юнгом „трудного случая" русской студентки. Она продолжается скрытыми и явными формами отреагирования Юнгом своих развивающихся отношений с пациенткой, которая становится любовницей, и попытками Фрейда раскрыть и проработать неосознанные чувства его корреспондента. Переписка достигает своей кульминации после незрелого и неподготовленного Юнгом разрыва с Сабиной, на который она ответила необычно и остро, но этот способ в конце концов Фрейд был вынужден признать самым достойным выходом из ситуации. Переписка заканчивается взаимным разочарованием корреспондентов и их конкуренцией за множество общих ценностей, среди которых и отношения с Сабиной. Тревога и чувство вины, которое испытывал Юнг в этой истории как профессионал, не справившийся с первым, пробным случаем и доведший дело до скандала, были понятны Фрейду, и он не был склонен их усиливать. Но Фрейду пришлось с немалым, наверно, удивлением узнать, что простые, основные для психоаналитика истины неясны его любимому ученику. Тридцатичетырехлетний мужчина, назвавший себя „самым безупречным из супругов", оказался странно несведущ в области своих влечений. Не прошедший анализа, он оказался неготовым к испытаниям своего ремесла, и первая же встреча с „величайшим спектаклем природы", как называл соблазны своих пациенток Фрейд, закончилась провалом. Встреча с Сабиной открыла Юнгу совершенно новые области его собственного Эроса, который он, видимо, искренне считал ограниченным своим счастливым супружеством. Его этические принципы оказались столь несоответствующими его внутренней реальности, что в разгар кризиса даже банальное приглашение прочесть лекции по этике ужасает его: „Я так уверен, что мне следовало бы читать самому себе длиннейшие лекции по этике, что не способен набраться смелости проповедовать этику перед публикой, пусть и этику с психоаналитической точки зрения!" В это время он „так неустойчиво балансирует на грани между дионисийством и аполлонийством", что, как это бывает в юности, перебирает самые разные духовные системы. Мечась между ними и примеряя их к себе, он пытается упорядочить свой внутренний хаос, заполнив его чужими формулами. То он думает, „не стоило ли бы вновь ввести некоторые из старинных глупостей культуры, такие, как монастыри"; то начинает на нескольких посланных Фрейду страницах без ссылок перелагать Ницше; то вдруг делится с учителем соображениями о ценности гомосексуальных общин... — 116 —
|