«Вы очень близки с нею, спутаны вместе в вашем поиске ее чувств и мыслей?» «Да». «И вы совершенно отдалены от нее, никакого общения, никакого чувства привязанности?» «Да». Джон переживал тот же самый феномен «утки-кролика», который я обнаружил с Наоми. Его сознание не в состоянии было воспринимать логическую невозможность этих «истинных противоречий», не распахнув дверей навстречу предельному смятению и страху «исчезновения в ней и полной потери себя», угрожавшему его чувству существования. * * * Рациональный ум с его проективными формами сознания по природе своей неспособен к восприятию этих глубоко хаотичных полей, которые, похоже, существуют еще до способности к дифференциации эмоциональной жизни. Ментальный уровень, таким образом, становится побегом от поля. Только тогда, когда поле замечено и задействовано, то, что когда-то казалось хорошей коммуникацией, скажем, интерпретация или утверждение о чьей-то зависти, начинает видеться судорожной попыткой соединить края огромной пропасти, через которую оба человека переговаривались, не умея пережить этот зазор с подлинной эмпатией или пониманием. 22 Эта расщелина — олицетворение архетипического ядра комплекса слияния. Это наводящее ужас, травматическое состояние, которое несколько анализируемых характеризовали как страх «пустоты, вакуума, лакуны», «бездны», состояния «небытия», «белого ничто» или «бездонной ямы» или «всасывающего демона». Некоторые подыскивали для описания архетипические образы, такие, как темные аспекты индийской богини Кали или анатолийской Великой Матери, Кибелы, лучше всего отражающие подобный опыт. Переживание такого опыта бездонной пропасти в общении с другим человеком часто приводит к интенсивному чувству вины или обвинению в попытке отделиться от того, что ощущается как опасная ненасытность «другого». После того, как человек открывается навстречу чувствованию поля, нередко он испытывает головокружение, казалось бы, говорящее ему: «Это неприемлемо»,— как будто бы тело бунтует против ужасного состояния, и чувствует потребность спасти от него другого человека. Поле может ощущаться как нездоровое, гнилостное, так что каждая клеточка тела стремится скрыться от него. И если настаивать на пребывании в поле, «опоре на него», то можно испугаться, что заразишься «липкостью», словно бы испускаемой телом другого человека. Будто бы взломаны какие-то мощные табу. Перемещение пустоты в другого — это защита от понимания того, что пустота есть качество поля, субъектами которого являются оба. Для обоих участников характерна тенденция делать вид, что промежуточного поля не существует, словно бы заговорщически говоря: «Ничего не происходит», поскольку видеть поле и испытывать агонию «невозможных» противоположностей слишком беспокойно и страшно. Психолог и философ Стивен Розен исследовал это состояние, рассматривая греческое понятие Апейрон — в разных вариациях мыслимое как безграничный, беспредельный, неопределенный, непостижимый или неоформленный поток противоположностей, — нечто, чего западная мысль избегала в течение, по крайней мере, двух тысяч лет9. — 12 —
|