|
Я тебе говорил, хозяин, что потерял голову. Дьявол меня тянул в одну сторону, Господь Бог в другую. Ты, хозяин, об этом хорошо сказал, сейчас мне ясно. Я понял! Договорились. Теперь мы затеем крупное дело! У тебя ещё сколько денег? Давай все, потратим твои капиталы! Зорба вытер лицо и осмотрелся. На маленьком столе были раскиданы остатки нашего обеда: - С твоего разрешения, хозяин, - сказал старик, - я ещё голоден. Он взял ломоть хлеба, луковицу и горсть оливок. Ел Зорба с жадностью, отправляя еду в рот, не коснувшись её губами, вино так и булькало в калебасе. Насытившись, он прищёлкнул языком: - Чувствую себя повеселевшим. - Потом он подмигнул мне. - Почему ты не смеешься, хозяин? Что это ты уставился на меня? Такой уж я есть. Во мне сидит дьявол и кричит, я делаю всё, что он велит. Всякий раз, когда я вот-вот задохнусь, он кричит: «Танцуй!» - и я танцую. И мне от этого становится легче! Однажды, когда умер мой маленький Димитраки, в Халкидиках, я тоже поднялся, как сейчас, и стал танцевать. Родные и друзья, видевшие, как я танцую возле тела, бросились останавливать меня. «Зорба сошёл с ума! - кричали они. - Зорба сошёл с ума!» Я же, если бы не начал танцевать в ту минуту, наверняка сошёл бы с ума от горя. Это был мой первенец, ему было три года, и я не мог перенести эту потерю. Понимаешь ли ты, о чём я тебе рассказываю, хозяин, или я со стенами разговариваю? - Я понимаю, Зорба, понимаю, ты не со стенами говоришь, - В другой раз… я был в России, около Новороссийска, туда я ездил тоже на шахты. На сей раз это была медь. Я выучил пять-шесть русских слов, ровно столько, сколько было необходимо: да, нет, хлеб, вода, я тебя люблю, приходи, сколько. Я подружился с одним русским, это был ярый большевик. Каждый вечер мы ходили в одну и ту же портовую харчевню, выпивали не один графинчик водки, что нас приводило в хорошее настроение. Как только нам становилось весело, сердца наши раскрывались. Он хотел мне подробно рассказать о том, что с ним произошло во время русской революции, я же пытался посвятить его в свои похождения. Как видишь, мы вместе напивались и скоро стали как братья. С грехом пополам объясняясь жестами, мы старались понять друг друга. Он начинал первым, а когда я больше ничего не понимал, то кричал: «Стоп!» Тогда он пускался в пляс, понимаешь, хозяин? Чтобы передать в танце, то, что он хотел мне сказать. Я делал то же самое. Всё, что мы не могли выразить словами, мы говорили ногами, руками, животом или же дикими воплями: Аи! Аи! Оп ля! Ойе! — 55 —
|