|
- Ну, с Богом! - промолвил он. Подняв железный посох, он повернулся и двинулся дальше. - А как же зовут твоего дьявола? - спросил Зорба, подмигнув мне. - Иосиф! - не обернувшись, ответил монах. Компания полусумасшедшего монаха мне не нравилась. Больной мозг так же, как и больное тело вызывали во мне одновременно сострадание и отвращение. Но я ничего не стал говорить, дав волю Зорбе делать так, как он считал нужным. Чистый воздух разбудил наш аппетит. Мы устроились под гигантской сосной и развязали сумку. Монах наклонился, с жадностью разглядывая её содержимое. - Эй, послушай! - воскликнул Зорба. - Не облизывайся раньше времени, Захария! Ведь сегодня святой понедельник. Мы-то, из масонов, можем поесть немного мяса цыплёнка, да простит меня Бог! Но для твоей святости у нас есть немного халвы и оливок, держи-ка! Монах погладил свою грязную бороду. - Я, - проговорил он с раскаянием, - я, Захария, сейчас пощусь; поем оливок, хлеба и выпью простой воды… Но Иосиф, этот дьявол, поел бы немного мяса, братья мои; он очень любит цыплят и вот, проклятый, выпил бы вина из вашей фляжки! Он перекрестился и с жадностью проглотил хлеб, оливки, халву, утёрся тыльной стороной ладони, запил водой, затем снова перекрестился, как бы закончив трапезу. - Теперь, - сказал он, - очередь трижды проклятого Иосифа. И он набросился на цыпленка. - Ешь, проклятый! - злобно рычал он, откусывая большими кусками. - Ешь! - Здорово, монах! - сказал Зорба с воодушевлением. - У тебя, как я вижу, на одном луке две тетивы. Он повернулся ко мне. - Как ты его находишь, хозяин? - Он похож на тебя, - ответил я, смеясь. Зорба протянул монаху фляжку с вином. - Выпей глоток, Иосиф! - Пей, проклятый! - воскликнул монах, присосавшись к фляжке. Солнце припекало, мы отодвинулись поглубже в тень. От монаха воняло ладаном и терпким потом. Он плавился на солнце, и Зорба уволок его в тень, чтобы своим зловонием тот не слишком отравлял воздух. - Как ты стал монахом? - спросил его хорошо поевший и склонный побеседовать Зорба. Монах ухмыльнулся. - Может быть, ты думаешь, от большой святости? Болтай больше! Это от нищеты, брат мой, от нищеты. Когда мне совсем нечего было есть, я сказал себе: «Чтобы не подохнуть с голоду, остаётся тебе идти в монастырь!» — 139 —
|