Жестокие игры

— У меня не было с ней связи, Джордан. Ни половой, ни какой-то другой. Я был пьян. Я видел их в лесу. Она… была голая. Она сама подошла ко мне. — На Джека было жалко смотреть. — Разве вы не понимаете, почему я вам об этом не рассказал? Почему не рассказал Сакстону? Кто бы мне поверил?

— Как по мне, кто к кому подошел — это неважно, — пробормотал Джордан.

— Единственным моим желанием было убраться оттуда подальше, а она всячески пыталась заставить меня остаться.

— Каким образом? Что она делала? Рассказывай! — потребовал Джордан.

— Господи, не помню! Боже, Джордан, я пытаюсь! Я думаю об этом постоянно, у меня голова вот-вот лопнет. Я был там — и что? Это же не значит, что я ее изнасиловал. Я оттолкнул ее и убежал.

Джордан положил руки на стол.

— И во время этого прелестного общения уронил несколько капель семенной жидкости?

— Я не раздевался. Не знаю, что за сперму они обнаружили, но она не моя.

— Ты хотя бы понимаешь, насколько фантастическим покажется это заявление присяжным? Особенно если на потерпевшей обнаружена твоя кровь и частички твоей кожи?

— Мне все равно, — заявил Джек. — Это правда.

— Хорошо. Правда. — Джордан схватил бумаги, засунул их в папку и встал. — Сколько это будет правдой на этот раз, Джек?

И не оглядываясь вышел из комнаты свиданий.

Достопочтенная Алфея Джастис[xvi[]] любила редкости. Уникальные табакерки из Европы; китайский шелк; чернила, изготовленные из конского навоза. Она жила в стеклянном доме, который лучше бы смотрелся на побережье Лос-Анджелеса, а не в густых лесах Новой Англии; водила отреставрированный двухдверный «пасер» компании «Американ моторс» 1973 года выпуска и имела щенка, привезенного за тысячи километров из Белоруссии. Собак этой породы, по слухам, в мире насчитывалось всего тридцать особей. Она любила выделяться из толпы, ее это радовало. А поскольку Алфея была единственным темнокожим судьей главного суда первой инстанции, она не могла оставаться незамеченной.

Правосудие для маленькой девочки по фамилии Джастис стало самореализующимся пророчеством. Хотя никто из ее родных никогда не ходил в колледж, жизнь Алфеи сложилась согласно линиям на ладони. Занять место судьи для темнокожей женщины — мечта вдвойне несбыточная, но факт оставался фактом: Алфея Джастис являлась в Нью-Хэмпшире, с одной стороны, воплощением того, что все обладают равными возможностями, с другой — настоящим чудом.

Она была ростом метр восемьдесят пять без каблуков — и обычно в одних чулках шагала по коридорам окружного суда Кэрролла. Под этими черными мантиями, кто видит, надела она туфли или нет, а спросить никто бы не отважился. Адвокаты, входившие в зал суда, на подобное не решались, потому что знали: такая дерзость им с рук не сойдет. А женщин там, откуда выходила Алфея, не было, чтобы раскрыть ее секрет.