— Вздор, — ответил Николас. Разумеется, Пейдж пребывала в полной уверенности, что за все восемь лет Николас так ни разу и не поговорил ни с одним из родителей. Хотя, возможно, она не ошибалась. Произносить какие-то слова не обязательно означало разговаривать . Николас отнюдь не был уверен в том, что ему хочется первым пойти на попятную. — Мне кажется, — убеждала его Пейдж, — что вам всем пора забыть старые обиды. Николасу почудилось в этом определенное лицемерие, но Пейдж улыбнулась и взъерошила ему волосы. — Ты только представь себе, сколько денег мы сэкономим на детских фотографиях, — шепнула она, — если твоя мама начнет общаться с Максом. Николас откинулся на спинку сиденья. В горячем весеннем небе лениво ползли облака. Когда-то, еще до того, как их жизнь перевернулась с ног на голову, они с Пейдж лежали на берегу Чарльза и смотрели на облака, пытаясь разглядеть в их меняющихся формах какие-то образы. Николас видел только геометрические фигуры — треугольники, дуги и многогранники. Пейдж брала его за руку и его пальцем обводила пушистые края облаков. Смотри, вот индейский вождь. А вон там, слева, велосипед. А это кенгуру. Сначала Николас только смеялся, снова и снова влюбляясь в нее за ее богатое воображение. Но мало-помалу он начинал понимать, о чем она говорит. Ну разумеется, никакая это не дождевая туча. Это густое оперение головного убора вождя племени сиу. А в углу небосвода притаился детеныш кенгуру. Стоило взглянуть на мир ее глазами, и ему открылось очень многое. ***— Что с ним? — Я не знаю. Врач сказал, скорее всего, колики. — Колики? Но ему уже почти три месяца. Считается, что в этом возрасте колик уже не бывает. — Вот именно, считается . Врач говорит, что по результатам исследований дети, страдающие от колик, обладают более высоким уровнем интеллекта. — И это поможет нам избавиться от его воплей? — Не срывай злость на мне, Николас. Я всего лишь отвечаю на твои вопросы. — Ты не хочешь его успокоить? — Дай подумать. — О господи, Пейдж, если тебе это так трудно, давай я его успокою! — Не надо. Лежи. Кормить его все равно мне. Тебе вставать нет никакого смысла. — Вот и хорошо. — Вот и хорошо. ***Николас начал считать, сколько шагов ему потребуется, чтобы перейти через улицу и подойти к дорожке, ведущей к дому. По обе стороны от аккуратных сланцевых плит росли ряды тюльпанов: красные, желтые, белые полосы чередовались в строгом порядке. Его сердце стучало в такт шагам, во рту все пересохло. Он понял, что восемь лет — это очень долго. — 151 —
|