|
Сорок
Невероятно, что способно вытворять тело независимо от твоего желания. Жар, распространявшийся от его груди к лицу и глазам, биение пульса, дикий прилив адреналина. Даже голос его охрип и сорвался, когда он увидел Элли по ту сторону школьной ограды и подозвал ее.
Она нахмурилась, словно не веря, что это он, потом взяла сумку и зашагала к нему навстречу. Даже когда он просто смотрел на нее, в груди щемило.
— Ты разве не должен быть на работе? — спросила она.
— Я ушел с работы. Надо срочно поговорить.
— Все в порядке?
— Я звонил. Кучу сообщений написал.
— Отец телефон отобрал. — Она взялась за металлическую решетку. Вид у нее был побитый. Он возненавидел ее родных за это. Она ни в чем не была виновата.
— Можешь подойти?
— Звонок уже был, у меня пробный тест по математике.
— Это важно. Всего на несколько минут.
— Не знаю. — Она огляделась — дети потихоньку возвращались в школу, учитель у ворот загонял загулявших во двор. — Мне ни к чему еще неприятности.
Он вдруг почувствовал себя ужасно. Все эти ребята, что сейчас идут по двору к школе, — все они скоро будут шептаться об этом, подталкивать друг друга и смеяться над Элли. Ему стало так грустно, что заболело в груди.
— Всего на пять минут, Элли, прошу. Пойдем посидим на берегу. Десять минут максимум, обещаю.
— Ты меня возненавидишь, когда узнаешь, какой трусихой я была вчера вечером.
— Я же тебе вчера уже сказал. Никогда я тебя не возненавижу.
Элли улыбнулась:
— С тобой мне всегда лучше, знаешь об этом?
Она пошла к воротам, а он шел рядом по ту сторону ограды. Мимо пробежала женщина, у которой на руках крутился и пытался вырваться ребенок. Где-то запела птица. Все шло своим чередом. У выхода стоял учитель.
— Давайте же, — подгонял он последних отбившихся от стайки ребят. — Скорее, а то опоздаете!
Майки поежился. Как же ему все это было ненавистно — правила, орущие взрослые, расписания, то, что в положенное время нужно быть в положенном месте. Все это ограничивало мир.
Элли попыталась обойти дежурного учителя стороной, но тот вытянул руку, перегородив ей путь:
— Не в ту сторону идешь.
— Это важно, — пролепетала она, — и моя преподавательница мне разрешила.
Учитель нахмурился:
— А письменное разрешение есть?
— Забыла.
— Тогда разворачивайся и возвращайся в класс.
Элли скрестила руки на груди:
— У меня есть неотложные личные причины, и преподавательница в курсе. Мне шестнадцать лет, и я не обязана находиться здесь, а вы нарушаете мои гражданские права, удерживая меня на территории школы.
Майки был ошеломлен, услышав это. Она назвала дежурному свое имя, номер класса, и тот просто открыл ворота.
— Круто ты его приложила, — сказал Майки, когда она ступила на тротуар. — А говоришь, трусиха.
— Мне потом влетит, вот увидишь. — Она улыбнулась. — Знаешь, вот как я ни пытаюсь быть хорошей, что-то не выходит.
На мосту они взялись за руки. Коснуться ее снова было так приятно.
— Только недолго, — предупредила она. — Серьезно, надолго мне задерживаться нельзя. Я дала себе обещание, что буду сегодня готовиться.
Он не стал объяснять, по какой причине назад она все равно не вернется, зато смог уговорить ее перелезть через ограду и спуститься по травянистому склону к реке. Поверхность воды была темной, в ней плавали зеленые водоросли, а над рекой нависали деревья. Склон был испещрен тенями и солнечными пятнами.
— Давай здесь посидим, — сказал он.
Со стороны школы и дороги их не было видно. Так что, когда копы приедут, они ее сразу не заметят.
Он снова взял ее руку и крепко сжал, словно таким образом мог уберечь ее хоть немного, хотя сам же сейчас и собирался нанести тяжелейший удар.
— То, что я скажу, тебе не понравится.
— Выкладывай.
Он покачал головой, не в силах поверить, что действительно признается. Ему показалось, будто весь город замер в ожидании: все машины и телевизоры, все люди — все замолчало и прислушалось.
— Я обо всем рассказал Карин. Что ты не будешь свидетельствовать в защиту брата.
Свет потух в ее глазах.
— Зачем?
— Извини, я не хотел. Но Джеко разболтал ей, что мы встречаемся, она как обезумела, и я тоже взбесился и... само как-то вылетело.
— Ясно.
— Но это еще не все. Мне очень жаль, Элли, но она теперь знает, что ты дала ложные показания.
Элли закрыла лицо руками и упала на спину, на траву.
— Ясно, — повторила она, но на этот раз намного тише.
Ему так хотелось прикоснуться к ней, убрать ладони с лица, поцеловать ее. Но он не знал, будет ли так правильно, поэтому просто лег рядом и рассказал ей все от начала до конца, с того самого момента, как пришел до -мой вчера вечером, и до той минуты полчаса назад, когда ему позвонила мать. Он попытался не слишком драматизировать, рассказывать так, будто все это не слишком уж важно, но, когда речь зашла о том, что полицейские вот-вот загребут ее в участок, топтаться вокруг да около было уже невозможно.
— Они могут сюда явиться, — выпалил он. — Поэтому я и должен был тебя найти. Мать не сказала, куда они поехали — к тебе домой или прямо в школу.
Элли лежала на траве абсолютно неподвижно, лишь ее живот поднимался и опускался.
— Ты что молчишь? — спросил он.
Не разжимая ладоней, она прошептала:
— Все-таки ты меня подставил.
— Я не специально ей все рассказал!
— Когда мы с тобой были в коттедже, я, дура, тебе поверила.
— Да нет же, Элли, я не спланировал все это, чтобы вытянуть из тебя информацию. Все, что вчера случилось, было по-настоящему. Ты должна мне поверить.
— Должна? — Она резко села. Взгляд у нее стал другой, жестче. — Да ты хоть знаешь, что это такое, когда вообще некому довериться?
— Клянусь, я не обманывал тебя.
— Это ты так говоришь. Но давай объективно все оценим. Ты познакомился со мной нарочно, чтобы выведать информацию о брате. Потом, когда я узнала, кто ты такой, ты разыграл главный козырь — о нет, ты можешь мне верить, ты мне правда нравишься... и бла-бла-бла-бла-бла... Вот я и купилась. И выложила все. А ты, как только узнал, тут же бросился к своей Карин и все ей рассказал! Как-то подозрительно, тебе не кажется? — Она взглянула на него, прищурившись. — Подстава в чистом виде.
— Ты с ума сошла. С таким же успехом я бы мог заявить, что ты меня подставила.
— Что? Это как же я тебя подставила? Не понимаю.
— Может, ты и хотела на самом деле, чтобы Карин обо всем узнала. Просто тебе не хватало духу самой обо всем рассказать копам, а теперь можешь поплакаться мамочке с папочкой, что страшный пацан из бедного квартала вытянул из тебя правду силой!
— Не неси бред!
— Возможно, я и не прав.
— Не прав! — Она встала. — Мне надо идти. — Сделала пару шагов, а потом обернулась: — А я правда поверила, что нравлюсь тебе — вот ненормальная!
— Нравишься. Можешь меня винить во всем, обзывать предателем, вот только не надо говорить, что я делал вид, что ты мне нравишься. Это правда, Элли.
Она улыбнулась, и глаза ее немного смягчились.
— Нет.
— Правда.
Она села на траву:
— Меня арестуют?
— Не знаю. Скорее всего, они просто хотят поговорить.
Она зарылась лицом в колени. Он подошел и сел рядом, погладил ее по голове — ему хотелось показать, что он ее жалеет.
— Не трогай.
— Прошу тебя, Элли...
— Нет. — Она оттолкнула его. — Я думаю. Оставь меня в покое.
На деревьях над их головами распускались листья. Они были похожи на рты, готовые вот-вот раскрыться.
— Я на машине, — сказал он. — Могу отвезти нас куда-нибудь.
Она ничего не ответила.
— Мы могли бы исчезнуть. — Прекрасная идея, кстати. Гроза потом разразится — Карин, мать, да и все остальные будут в бешенстве, конечно, Джеко разозлится из-за машины, зато так им удастся пережить сегодняшний день. — Можем спрятаться в домике на берегу.
— Не говори глупости.
— У меня деньги есть. Накупим еды на несколько дней, поедем и поживем там.
— Ну уж нет.
— Ты только подумай об этом, Элли... переждем худшее.
— С ума сошел? — Она убрала ладони. — Да потом будет еще хуже, неужели не понимаешь? Одной из наших семей конец — или твоей, или моей. Разве можно убежать от такого? Это реальная жизнь, Майки!
Она словно разговаривала с ребенком или тупицей инопланетянином. Это было невыносимо.
Она легла на траву и закрыла лицо рукой. Он достал табак, скрутил сигарету и лег рядом. Долго молчали. Он думал, не замышляет ли она какой-нибудь хитрый план или, может быть, решила согласиться на его предложение сбежать. Было бы здорово укрыться в коттедже у моря. Они могли бы прожить там несколько недель — разводить огонь, разговаривать, заниматься любовью.
Докурив, он тихонько тронул ее локтем:
— Ну, как ты?
— Все тело болит.
— Прости.
— И все вокруг стало ярким и светлым, как будто я плыву.
— Наверное, у тебя шок.
Он потянулся и поцеловал ее в шею.
— Не надо, — сказала она.
— Что не надо?
— Вот это.
— Но почему?
— Потому что мы с тобой встречались всего шесть раз — и теперь все кончено.
— Семь, и ничего не кончено. Она в отчаянии взглянула на него:
— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Я тоже. — Он взял ее за руку. — Прости меня за то, что я сболтнул Карин. Я все испортил. Но это не должно касаться нас с тобой.
Она пристально взглянула на него:
— Нет, должно.
Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа. Очень нежно. Трижды. Она его не остановила. Он обнял ее, притянул к себе. Она легла ему на плечо, уткнулась подбородком в шею — так они и лежали в тепле, обнимаясь. Солнце светило; такого теплого дня не было с начала весны. Тени на траве становились длинными, день понедельника переходил в вечер.
— Что они со мной сделают? — наконец произнесла она.
— Да просто поговорят, и все.
— Где?
— В участке.
— И что мне им сказать?
— Правду.
— Я с мамой хочу поговорить. — Она перевернулась на бок, взяла куртку и сумку. — Отец еще с работы наверняка не вернулся.
— Я тебя отвезу.
— Не надо, я прогуляюсь. Нужно время, чтобы свыкнуться.
— Элли, ты не должна терпеть это в одиночку.
Она устало улыбнулась:
— Возвращайся на работу, Майки, не хочу, чтобы из-за меня тебя уволили. Я прогуляюсь по берегу, меня никто не увидит. Не переживай, я так прямиком до дома дойду.
Он проводил ее до тропинки. Ближе к воде было прохладнее. У берега плавали утки. Лебедь изогнул шею, выискивая корм в воде. Они остановились посмотреть.
Через несколько минут Элли глубоко вздохнула и повернулась к нему:
— Можно обнять тебя на прощание?
Он протянул руки, и она обняла его как-то странно, сбоку. Это было неловко и грустно; он все себе представлял совсем иначе.
— Пойду я, — пробормотала она, — а то еще передумаю.
Он заглянул ей в глаза, ожидая увидеть в них страх, но его не было, на смену ему пришло странное спокойствие.
— 43 —
|