Я растерянно таращилась на мужа. — Это невозможно. — Возможно, если научиться перемещаться во времени. — Что?! Он закатил глаза. — Я строю не «ТАРДИС»[32], не машину времени, — ответил Томас. — Это было бы сродни безумию. — Безумию… — повторила я, и это слово прорвало плотину рыданий. — Это не буквальное изменение четвертого измерения. Но можно изменить восприятие отдельно взятого индивидуума, чтобы повернуть время вспять. Можно через измененное сознание вернуть его в стрессовую ситуацию и заставить переживать эмоциональную травму столько, сколько понадобится, чтобы подействовало лекарство. А вот что удивит тебя больше всего. Подопытной у нас станет Мора. Услышав кличку слонихи, я пристально вгляделась в его глаза. — Мору не трогай! — Даже если мне удастся ей помочь? Даже если я заставлю ее забыть о смерти детеныша? Я покачала головой. — Томас, так не бывает. — А если бывает? Подумай, какие последствия это будет иметь для людей. Представь, что можно будет помочь ветеранам, страдающим от поствоенного синдрома. Представь, что наш заповедник закрепит за собой звание важного научного центра. Мы могли бы получить деньги от Центра нейроисследований Нью-йоркского университета. А если они согласятся с нами сотрудничать, внимание прессы привлечет инвесторов, что компенсирует то, чего мы лишились, потеряв слоненка. Может быть, и Нобелевскую премию дадут. Я сглотнула. — А что позволяет тебе думать, что можно добиться регресса в работе головного мозга? — Мне сказали, что я смогу. — Кто сказал? Он полез в задний карман и достал клочок фирменного бланка заповедника. На нем был написан телефон, который я тут же узнала. Я звонила по нему на прошлой неделе, когда у Гордона не был авторизирован мой платеж. «Вас приветствует Сити-банк мастеркард». Под телефоном горячей линии шел перечень анаграмм для слов «Остаток на счету»: «счуте ан котатсо, отт асток утна ечс, ана уоост тксчет». Таких было множество. Последние слова были так жирно обведены, что бумага начала рваться. — Видишь? Это код. «Во всем важен учет». — Томас прожигал меня взглядом, как будто объяснял смысл жизни. — Верь не всему, что видишь. Я подошла к нему, нас разделяли считаные сантиметры. — Томас, — прошептала я и коснулась ладонью его щеки, — малыш, ты болен. Он схватился за мою руку, как за спасательный трос. И только тут я поняла, насколько сильно меня колотит. — Правильно, черт побери! — прошептал он, сжимая мою ладонь так, что я согнулась от боли. — Мне тошнит от того, что ты во мне сомневаешься. — Он наклонился ко мне так близко, что я видела оранжевые круги вокруг зрачков, бьющуюся на виске жилку. — Я стараюсь ради тебя! — заявил он, выделяя каждое слово и выплевывая его мне в лицо. — 189 —
|