|
Стены фойе оклеены уже отходящими от стен тиснеными обоями. Потолок в желтых потеках, и слишком резко и тяжело пахнет ароматической смесью. Под шаткий стол, чтобы не завалился, подложена телефонная книга. На столе фарфоровое блюдо с визитными карточками: «Серенити Джонс, ясновидящая». В маленьком фойе мне с велосипедом не развернуться. Я ставлю его вертикально и выворачиваю колесо, пытаясь прислонить свой транспорт к стене. До меня доносятся приглушенные голоса двух женщин по ту сторону двери. Раздумываю, стоит ли мне постучать, чтобы предупредить Серенити о своем присутствии. Но потом понимаю: если она хорошая ясновидящая, должна и сама знать, что я здесь. Но на всякий случай я кашляю. Довольно громко. Подпирая бедром велосипедную раму, я прикладываю ухо к двери. — Вы на пороге принятия очень важного решения. Раздается вздох, и второй голос спрашивает: — Как вы узнали? — У меня серьезные сомнения в том, что вы принимаете правильное решение. Опять ее собеседница: — Без Берта так трудно решить… — Он сейчас здесь. Он хочет, чтобы вы знали, что следует доверять своему сердцу. Повисает молчание. — Совсем не похоже на Берта. — Конечно, не похоже. У вас есть и другие духи-хранители. — Тетушка Луиза? — Точно! Она говорит, что вы всегда были ее любимицей. Не в силах сдержаться, я фыркаю. «Пора исправляться, Серенити», — думаю я. Может быть, она услышала мой смех, потому что разговоры по ту сторону двери стихают. Я прижимаюсь плотнее, чтобы лучше слышать, и тут велосипед падает. Пытаясь удержаться на ногах, я спотыкаюсь и запутываюсь в развязавшемся мамином шарфе. Велосипед — и я вместе с ним — заваливается на столик, стоящая на нем ваза падает и разбивается. Изогнувшись под велосипедной рамой, я пытаюсь собрать осколки. Рывком открывается дверь. Я поднимаю голову. — Что здесь происходит? Серенити Джонс оказывается высокой женщиной с копной розовых волос. Помада в тон прическе. Меня охватывает странное чувство, что я где-то видела ее раньше. — Вы Серенити? — С кем имею честь? — Это вы мне должны сказать. — Я наделена даром предвидения, а не всеведения. Если бы я все знала, жила бы на Парк-авеню, а сбережения хранила на Каймановых островах. — Голос ее звучит скрипуче, как будто у дивана лопнула пружина. И тут она замечает осколки фарфора в моей руке. — Ты с ума сошла? Это же чаша для магического кристалла, которая досталась мне от бабушки! Я понятия не имею, что значит такая чаша. Понимаю одно — у меня большие неприятности. — Простите. Я случайно… — Ты хотя бы представляешь, сколько ей лет? Это семейная реликвия! Хвала младенцу Иисусу, что моя мама не дожила до этого дня. — Она хватает осколки и складывает, как будто они могут волшебным образом склеиться. — 18 —
|