Он возвышается над нами, уперев руки в бока и сердито хмуря брови. Возможно, я здесь не только из-за Дженны. Может быть, я здесь из-за Верджила. Я встаю, пытаюсь оградить себя от цунами негативных эмоций, которые он излучает. — Вероятно, если вы отбросите предубеждения, то найдете что-то неожиданное. — Благодарю, Ганди, но я бы предпочел иметь дело с неопровержимыми фактами, а не с шаманским бормотанием мумбо-юмбо. — Благодаря этому шаманскому бормотанию мумбо-юмбо я получила три премии «Эмми», — пытаюсь я его уколоть. — А вам не кажется, что все люди немного экстрасенсы? Разве с вами никогда не бывало, что вспомнишь давнего друга, которого не видел целую вечность, а тут он звонит? Ни с того ни с сего? — Нет, — лаконично отвечает Верджил. — Разумеется. У вас же нет друзей. А когда вы едете в машине с навигатором и думаете: «Здесь нужно повернуть налево», и навигатор тут же подсказывает вам, что поворачивать надо налево? Он смеется. — Выходит, быть экстрасенсом означает просчитывать вероятность? Пятьдесят на пятьдесят, что окажешься прав. — Вы никогда не слышали внутренний голос? У вас никогда не холодело в животе? Интуиция не пробуждалась? Верджил усмехается. — Хотите знать, что сейчас шепчет мне интуиция? Я поднимаю вверх руки. — Сдаюсь. Не знаю, — обращаюсь я к Дженне, — почему идея, что я именно тот человек, который… — Узнаю? это место. — Верджил начинает целенаправленно пробираться через заросли камыша, мы с Дженной за ним. — Там раньше росло большое дерево, но посмотрите, как его расщепило ударом молнии. А вот там пруд, — машет он рукой. Пытается сориентироваться, несколько раз поворачивается, а потом шагает еще метров сто на север. Далее он начинает двигаться кругами, которые становятся все шире, аккуратно ступая, пока земля не проседает у него под ногой. Ликующий Верджил наклоняется и раздвигает опавшие ветки и рыхлый мох, под которым обнаруживается глубокая яма. — Вот здесь мы нашли тело. — Которое затоптал слон, — многозначительно добавляет Дженна. Я отступаю назад, не желая оказаться посреди разыгрывающейся драмы, и тут что-то, наполовину увязшее в зарослях мха, который перевернул Верджил, меня слепит. Я наклоняюсь и вытаскиваю цепочку. Застежка не повреждена, болтается крошечный кулон — камешек, отполированный до зеркального блеска. Еще один знак. «Я слышу вас», — думаю я, обращаясь к тому, кто находится по ту сторону этой стены молчания, и опускаю цепочку себе на ладонь. — Взгляните. Может, это принадлежит потерпевшей? Дженна бледнеет. — Это мамина цепочка. И она никогда, никогда ее не снимала. — 102 —
|