Володя был зол. Он швырнул ракетку об пол, и ракетка разлетелась на части. К концу четвертого сета приехала Володина жена, улыбчивая двадцатидвухлетняя блондинка, и теперь стояла около Ирины и боялась подойти к мужу. Муж негодовал. – Зато есть к чему стремиться, – издевался Аркаша. Ангелина Петровна хихикала. – Так я и знала, – вздыхала юная жена побежденного, – не стала рисковать. Вот молодец. – Что ты имеешь в виду? – улыбнулась Ирина. – Да мы уезжаем, на Каннщину, как говорит Володечка, а у него виза закончилась. И у секретаря фотографий не осталось. Я его уже две недели уговариваю пойти фотографироваться. А завтра последний день документы отдавать. Мы на день рождения летим. – Ну, может, сейчас успокоится, да заедете куда‑нибудь и сфотографируетесь. – Нет. – Володина жена хитро улыбнулась. – Я рисковать не стала. Я зашла в фотостудию, которая напротив нашего дома, в Жуковке, и купила у них аппарат. Здорово? Мы теперь дома можем фотографироваться. – Удобно, – согласилась Ангелина Петровна. – Аппарат купила? Он же огромный! – удивилась Ирина. – А мы его в тренажерный зал поставим. Он там никому не помешает. – Ну что, ужинать? – Ирина улыбнулась Володе. – Я домой, – буркнул Володя и скрылся в раздевалке. Володина жена подмигнула Ирине, а всем остальным послала воздушный поцелуй. Судья вышел, не попрощавшись. 11Снова хотелось есть. Когда хочется есть, бесполезно читать вывески. Когда хочется есть, солнце становится похожим на апельсин, а собаки на чебуреки. А жизнь – на красивую, но бесполезную нитку переливающихся бус. Интересно, связка сосисок сделана по их образу. Почему это должно было произойти именно с ней, с Олей? И не заканчиваться? А может, надо думать, что это хорошо? . Может быть, это ее жизнь и есть? А почему тогда она ей не нравится? Может, жизнь и не должна нравиться? Может, она никому и не нравится? Дедушка тоже все время жаловался… Тогда зачем она все время бежит? Мысленно, но очень быстро! Люди с плакатами перегородили Оле дорогу. «Если закричать про «Спартак», можно получить чипсы и банку пива». – Ты из какой квартиры? – спросила упитанная женщина в резиновых сапогах, с голубыми ромашками на голенище. – Я? – растерялась Оля. Ты – наша? – уточнила женщина, изо всех сил размахивая деревянной палочкой, на конце которой был прикреплен кусок картона с написанными на нем красной и черной краской словами. И много‑много восклицательных знаков. – Ваша, – кивнула Оля не очень уверенно. — 21 —
|