|
— Только неудобная, — замечает Ирен и смеется. — Уловили? — Угу. Да. — Когда-нибудь я смогу делать то, что мне по-настоящему нравится. — Маммографию? — пытаюсь угадать я. — Нет, хочу стать репортером в зале суда. Они в фильмах такие стильные. — Она улыбается мне. — А я знаю, чем вы занимаетесь. Мама мне рассказала. Совсем как Хамфри Богарт. — Да нет. Наш отдел — это не Касабланка, всего лишь бедный пасынок Министерства юстиции. И Парижем у нас даже не пахнет. У нас и кофемашины-то нет. Она недоуменно моргает. — И скольких нацистов вы поймали? — Понимаете, тут дело непростое, — отвечаю я. — Мы выиграли дела ста семи нацистских преступников. До настоящего времени шестьдесят семь депортировали из США. Но не все шестьдесят семь из этих ста семи, потому что не все они граждане Америки — с математикой следует быть аккуратнее. К сожалению, лишь несколько из депортированных или выданных преступников предстали перед судом — от себя могу лишь пристыдить Европу. Трое подсудимых предстали перед судом в Германии, один в Югославии и один в СССР. Из этих пятерых трое были осуждены, один оправдан, а слушание по делу последнего отложили по медицинским показаниям и подсудимый умер до окончания процесса. Еще до создания нашего отдела одна нацистская преступница была выслана из США в Европу, где ее судили, признали виновной и посадили в тюрьму. В настоящее время у нас в производстве пять дел и еще по многим персоналиям проводится расследование и… У вас глаза стеклянные. — Нет, — отвечает Ирен. — Я просто ношу контактные линзы. Правда. — Она нерешительно продолжает: — Но разве люди, которых вы преследуете, не древние старики? — Древние. — Значит, они уже не такие проворные. — Мы охотимся на них не в буквальном смысле слова, — объясняю я. — Они совершили ужасные вещи по отношению к другим людям. Такое не должно оставаться безнаказанным. — Да, но это было так давно… — И тем не менее не утратило важности, — отвечаю я. — Вы так говорите, потому что еврей? — Нацисты уничтожали не только евреев. Они истребляли и цыган, и поляков, и гомосексуалистов, и душевнобольных, и инвалидов. Каждый должен вносить лепту в дело, которым занимается мой отдел. Иначе что гарантирует Америка людям, совершающим геноцид? Что они могут избежать наказания, если пройдет достаточно времени? Что они могут прятаться за нашими кордонами и никто их даже по руке не ударит? Мы каждый год ежедневно депортируем сотни тысяч нелегальных эмигрантов, которые виновны лишь в том, что просрочили визу или приехали без надлежащим образом оформленных документов, — а люди, которые замешаны в преступлениях против человечества, могут остаться? И тихо-мирно здесь умереть? И быть похороненными на американской земле? — 63 —
|