— Вот смотрите. — Угу! — сказал Борька маловразумительно. Девушка выпрямилась. Встал и Борька. Они стояли вплотную и были оба немного растеряны. Черецкий на выдохе проинес одними губами: — Какая вы необыкновенная, просто чудо! Его руки совсем невесомо легли девушке на плечи и чуть привлекли ее к груди. Девушка вздрогнула, но не отстранилась, то ли она была в замешательстве, то ли в ней вспыхнуло ответное чувство. Черецкому, естественно, показалось последнее. Он коснулся губами ее щеки, потом мочки уха, руки заскользили по упругому и трепетному телу. — Ну что вы, зачем, нехорошо, — чуть слышно прошептала девушка. Но Черецкий не слышал уже или не понимал — голова его закружилась, он поплыл по неведомым волнам в неведомые страны. Но в тот самый миг, когда его губы коснулись ее губ, а рука легла на ее маленькую упругую грудь и слегка сдавила ее, Бориса почувствовал резкую боль в щеке и отшатнулся. Он даже не сразу сообразил, что получил увесистую оплеуху, — ведь все шло так хорошо. Он обиделся чуть не до слез! Отвернулся. И это, наверное, спасло его. Если бы он принялся оправдываться или вымаливать прощение, а то и дурачиться, как с ним бывало в присутствии хорошеньких девушек, то все было бы безнадежно испорчено. Но здесь получилось наоборот. Девушка то ли испугалась за него или за себя, то ли пожалела — поди загляни в чужую душу! Но она вдруг положила ему руку на плечо и сказала мягко и дружелюбно: — Больно? Терпи, солдатик, в любовных сражениях как на войне! — и рассмеялась. Черецкий повернулся и рассмеялся вместе с ней. Они хохотали минуты две. — Меня зовут Оля, — сказала наконец девушка, вытирая кончиком платочка выбежавшую слезинку — она очень аккуратно это проделала, Борька прямо залюбовался. Потом он представился, хотя в том не было нужды, ведь она же видела все в военном билете. Книги так и не нашли. Но Черецкий нисколько не жалел ни об упущенных книгах, ни о том, что променял все шумные и веселые спортплощадки на эту тихую комнатушку в солдатском клубе. Сергей остановил Новикова в коридоре казармы, когда в ней никого не было, — рота занималась в классах. Лишь дневальный, сменщик Реброва, одиноко маячил на своем посту возле тумбочки напротив лестничного пролета. — Поговорить надо, — сказал он, заступая Николаю путь. — Решился? — поинтересовался Новиков. — А нужно ли? — Как это? — опешил Сергей. — А вот так, был вопрос — и нет вопроса. В Сергее начало просыпаться почти угасшее озлобление. Но он сдержал себя. — 79 —
|