|
Они делали с ней что хотели! Но она была бессильна. Если бы хлюпик Витюня знал, что она сейчас чувствует, он бы выпустил ее руки — не было никакой нужды заламывать их, удерживать, совсем не было! Огромный Толяня, медведеобразный и невменяемый, терзал ее долго. А отвалившись, опять долго пил воду изпод крана, мочил голову. Высокий жался у подоконника, поглядывал на дверь. — Ты че, падла! А ну давай, иди, держи! — злился на него хлюпик. — Не можешь, другим не мешай! Толяня, напившись, ухватил жертву за руки и великодушно бросил хлюпику: — Не сопи, Витюньчик, давай-ка оприходуй девочку в честь этого торжественного дня ее сдачи в эксплуатацию, ну! Живей только, еще застукают! Он понемногу трезвел. Голос звучал почти нормально, но рожа — что у него была за рожа! Вся перекошенная, красная, изможденная — будто он пил уже неделю кряду, не просыхая! Люба висела в полуобморочном состоянии. И все же по ней прокатилась волна дрожи, еще одна волна, когда ее тела, ног, коснулись потные холодные ладошки хлюпика. Она дернула коленями, подтянула их вверх, чуть не к подбородку. Но хлюпик с легкостью, играючи, развел их руками. А дышаший перегаром в ухо Толяня, так сдавил горло, что все поплыло перед глазами, резко стемнело… Она потеряла сознание. Хлюпик испугался было, отстранился. Но Толяня его приободрил: — Все путем, Витюньчик! Давай работай, так даже верней! Последние слова долетели до нее словно сквозь вату. И все пропало. Очнулась она у тех же козлов. Наверное, прошло совсем немного времени. Но в туалете стоял дым коромыслом. Кто-то на кого-то орал, кто-то с кем-то дрался. Она ничего не могла понять, всматривалась, думала, что все ей снится, что это наваждение какое-то, нереальность. — А ты, сучара! — орал Толяня. — Может, ты еще нас заложить хочешь! Ну уж нет, падла, будь ты хоть импотент законченный, но если ты не трахнешь эту кошелку тут же, при нас, я тебя по стене размажу! — Заткнись! — выкрикнул высокий. Но выкрикнул как-то тихо и неуверенно. Толяня врезал ему под подбородок. И тут же ткнул кулаком в живот. Добавил коленом. Хлюпик налетел сбоку, засадил по уху. Да так, что v высокого опять слетели очки, он поморщился, скривился. — Сам, гад, все затеял, сам начал, а теперь нас под статью подвести хочешь, продать, — хрипел хлюпик, — ну уж нетушки! Считаю до трех! — Чего-о?! Я тебя раздавлю, клоп! — Высокий взъярился. Но это была последняя вспышка ярости. Он не мог больше сопротивляться. — Ладно, — проговорил совсем тихо, с дрожью в голосе, — пропадать, так с музыкой. — 193 —
|