|
Но с иллюзиями приходилось расставаться, отвыкать от них. Как бы Борька не желал, чтобы его возлюбленная не имела вообще отца или уж если имела, так, на худой конец, где-нибудь вне учебки, отцом ее оставался командир именно этой части, и поделать ничего было нельзя. Это повергало Бориса в такую бездну отчаяния, что он и представить себе не мог, как теперь будет выкручиваться из создавшегося положения. Весь день до вечера и потом, ночью, после отбоя, Борька мучился, не находя выхода. Заснул только под утро. И оно, как в пословице, оказалось мудренее — Борька решился, отбросил сомнения и, как ножом, отсек все возможные пути к отступлению — надо было идти, собраться, настроиться на встречу с Олиными родителями, ведь в любом случае встреча с ними была неминуема. Оля ждала его у подъезда — хорошая, красивая, единственная на свете, самая-самая лучшая. — Ну вот и слава богу! — обрадовалась она его приходу. — У мамы уже все готово. Пошли! — А может, поцелуемся для начала? — Успеется еще, экий ты нетерпеливый! Мария Васильевна копошилась на кухне и приход гостя приняла как что-то само собой разумеющееся. — А-а, читатель! Ну, не стесняйтесь, проходите в комнату. Оля, что ж ты? Пригласила, а сама стоишь! — Здрасьте, — сказал Черецкий, комкая в руках пилотку. Ему показалось, что перед ним та же Ольга, но лет на двадцать пять постарше — сходство было поразительное. Они вошли в комнату. Глава семьи появился, когда все сидели за столом. Из прихожей послышался звучный голос, скрип сапогов, шумное дыхание. У Борьки замерло сердце. Он встал, придерживая у ноги пилотку и не зная, что ему делать: то ли надеть ее и отдать, как полагается по уставу честь старшему по званию, то ли просто поздороваться. — Здравия желаю, това… — начал было он. — Привет! — заметив смущение гостя, сказал Кузьмин и занял свое место во главе стола. Борька решил наверстать, как ему казалось, упущенное. — Рядовой 1-й учебной роты Черецкий, — доложил он. Помедлив, добавил: — Борис Григорьевич. — Да-а, брат, это звучит! — Ешьте, ешьте, Борис Григорьич, — сдерживая смех, оборвала мужа Мария Васильевна, — потом отрапортуетесь, здесь — я главный командир. — Спасибо, только вы меня не распаляйте, Мария Васильевна, насчет еды, а то потом не остановите, все смету! Оля сидела, почти не притрагиваясь к своему супу и с любопытством следила за ходом событий. На лице ее застыл неподдельный детский восторг, такой искренний, что разозлившийся было на нее за непредвиденную ситуацию, похожую на розыгрыш, Борька, заглянув в глаза, тут же ей все простил. — 110 —
|