|
— Ты спал? — Что случилось? Ты так поздно звонишь… — раздался в трубке заспанный голос Ёсикавы. Похоже, он был еще выпившим. Аояма неоднократно бывал в гостях у Ёсикавы, и он представил, что тот, должно быть, выпил коньяка «Мартель Кордон блю» или чего-нибудь в этом роде в своей маленькой гостиной размером не более восьми дзё. [2] Дождавшись, пока жена и дети лягут спать, он достает бутылку и бокал с полки, где красуются призы с соревнований по гольфу, и, самостоятельно нарезав на кухне сыр или другую закуску, коротает время до сна за чтением какого-нибудь еженедельного издания или просмотром видео. Бедняга, подумал Аояма. Я должен объяснить ему, что если тебе за сорок, это еще не значит, что шансы потеряны. Нельзя отчаиваться и смаковать свое одиночество за стаканчиком спиртного на ночь. Мне нужно с ним поделиться… — Дело в том, что у меня сегодня вечером было свидание, — сообщил Аояма, стараясь не выказывать кокетливых нот в голосе. — Вот как. И что? — Она великодушно рассказала о своем прошлом. — И каким же оно было? — Я не могу раскрывать детали, так как это чрезвычайно приватная тема. Могу лишь сказать, что у нее было ужасное детство, и она нашла в себе силы преодолеть это. Хотя тебе, наверное, не понять… Ёсикава молчал. — Эй, ты меня слушаешь? — Слушаю! В голосе Ёсикавы сквозило недовольство. Восторженное настроение Аоямы немного поугасло. Почему, несмотря ни на что, Ёсикава не может искренне порадоваться за меня? Нечто подобное описала известная женщина-обозреватель в своей колонке в журнале. Вопить от радости, громко плакать, страдать до саморазрушения, испытывать бурный восторг — все эти функции изначально не свойственны человеческой природе. И если будничная жизнь человека нестерпимо скучна, то он легко их утрачивает. Богатое выражение чувств и эмоций — это своего рода привилегия. — В общем, я под впечатлением. — Это здорово. Казалось, что Ёсикава не просто был не в духе. Похоже, произошло что-то неприятное. — Что-то случилось? Не отвечает. Наверное, мне лучше повесить трубку. — Ладно, я перезвоню тебе в другой раз. — Нет, все нормально! Просто тебе так хорошо сейчас, и я подумал, что не стоит говорить о грустном. У меня мама… Ты ведь знаешь мою маму? — Конечно. Что с ней? — Аояма решил, что мать Ёсикавы умерла. Как же так?! Позвонил, чтобы рассказать, что нахожусь на седьмом небе от счастья, в то время как мой друг на самом дне горя. — Неужели она?.. — Нет-нет, что ты. Обычное дело. У нее прогрессирует слабоумие, упала с лестницы. Я вдруг подумал, что было бы лучше, если бы ее не стало. Не очень-то весело, да? — 127 —
|