|
Бабушка выходит из дома. Проходя мимо нас, она ногой швыряет песок и щебенку нам в лицо и на тело. Она что‑то бормочет и уходит на виноградник спать. Офицер, голый до пояса, с закрытыми глазами сидит на скамье перед своей комнатой, прислонившись головой к белой стене, на самом солнце. Вдруг он направляется к нам; что‑то говорит, но мы не отвечаем, мы не смотрим на него. Он возвращается к себе на скамейку. Позже денщик говорит нам: – Господин офицер просит вас приходить говорить с ним. Мы не отвечаем. Он говорит снова: – Вы вставать и приходить. Офицер сердитый, если вы не слушаться. Мы не двигаемся. Офицер что‑то говорит, и денщик входит в комнату. Слышно, как он поет, убирая комнату. Когда солнце касается крыши дома рядом с трубой, мы поднимаемся. Мы идем к офицеру, мы останавливаемся перед ним. Он зовет денщика. Мы спрашиваем: – Чего он хочет? Офицер задает вопросы; денщик переводит: – Господин офицер спрашивать, почему вы нет двигаться, нет говорить? Мы отвечаем: – Мы выполняли упражнение на неподвижность. Денщик снопа переводит: – Господин офицер говорить, вы делать много упражнения. Также другой вид. Он видел, вы бить друг друга ремнем. – Это было упражнение на выносливость. – Господин офицер спрашивать, почему вы делать все это? – Чтобы приучить себя к боли. – Он спрашивать, вам приятно, чтобы больно? – Нет. Мы просто хотим победить боль, жару, холод, голод, все, что причиняет боль. – Господин офицер восхищение к вам. Он считать вас необыкновенный. Офицер добавляет несколько слов. Денщик нам говорит: – Все, хватит. Я нужно идти теперь. Вы тоже удирать, идти на рыбалку. Но офицер, улыбаясь, удерживает нас за руку и жестом приказывает денщику уйти. Денщик делает несколько шагов, оборачивается: – Вы, уходить! Быстро. Идти гулять в городе. Офицер смотрит на него, и денщик отходит к калитке, но оттуда снова кричит нам: – Убираться к черту, вы! Не остаться! Не понимать, идиоты? Он уходит. Офицер улыбается нам, ведет нас к себе в комнату. Он садится на стул, притягивает нас к себе, поднимает нас и сажает к себе на колени. Мы обхватываем руками его за шею, прижимаемся к его волосатой груди. Он баюкает нас. Мы чувствуем, как под нами, между ног у офицера шевелится что‑то теплое. Мы переглядываемся, потом смотрим офицеру прямо в глаза. Он нас тихонько отстраняет, треплет нас по голове, встает. Он протягивает нам два хлыста, а сам ложится плашмя на кровать. Он произносит всего одно слово, которое мы понимаем, не зная его языка. — 30 —
|