Теперь я твоя мама

Она подходит к дереву и глядит сквозь голые ветви. Вскоре на них появятся почки. Мать украла ее, когда она была почкой, почти прямо из живота Карлы Келли. Эта мысль не укладывается в голове.

Дэнни обнимает ее и прижимает к стволу дерева. Вокруг сотни деревьев. Может, он хочет сделать с нейэто возле каждого? Она хихикает, но он поцелуем заставляет ее замолчать.

Из-за плеча Дэнни она видит вдалеке свет фар и отблески голубых мигалок.

– Чертовы легавые! – злится Дэнни, подталкивая Джой к машине.

– Куда мы едем? – кричит она.

– Какая разница! – откликается он. – Смотри, как пошла!

«Бокстер» рвется вперед, и Джой вдавливает в сиденье, когда он резко заворачивает.

– Я хочу вернуться, Дэнни! – пытается она перекричать музыку.

– Куда? – кричит он в ответ. – Тебе некуда возвращаться.

– Ты ублюдок!

Он смеется и сильнее утапливает педаль газа.

– Притормози, Дэнни!

Она напугана. Машина несется между деревьями, ветки хлещут по стеклам. Дэнни поворачивает то туда, то сюда, пытаясь найти ворота, ведущие из парка. Свет фар выхватывает оленя, появившегося из темноты прямо перед машиной.

– Черт!

Дэнни пытается выровнять автомобиль, но его заносит, и «бокстер» юзом движется к изгороди. Джой слышит глухой стук, словно кто-то ударил ее по затылку молотком. На мгновение она зависает в воздухе. Машина отскакивает от забора и со скрежещущим звуком сползает на дорогу. Дэнни, напуганный и вспотевший, так крепко цепляется за руль, что полицейский, который распахивает дверцу, с трудом разгибает его пальцы.

– Ты решила сделать невыносимую ситуацию еще невыносимее? – спрашивает отец, приехав в больницу. – Что дальше? Вырежешь мне сердце?

Она видит по выражению его лица, что он хочет обнять ее и встряхнуть. Но он не может сделать ни того ни другого. У нее нога в гипсе подвешена на блоке, а голова обмотана бинтами. У Дэнни сломан нос. «Бокстеру» повезло меньше. Он превратился в кучу металлолома, за которую дадут немного.

– Я тебя не пущу, – шепчет она, чтобы никто, кроме него, ее не услышал: ни Кэти с озабоченным выражением лица, ни социальный работник, который на самом деле ее тюремщик. – Я не могу принять эту правду.

– Эту правду? – Он тоже переходит на шепот. – Жаль, что я не знаю, что значит эта правда. Мы жили во лжи шестнадцать лет, но от этого все то, что у нас было, не теряет ни толики значимости. Я всегда буду любить тебя как свою дочь. Что бы ни случилось, этого не изменить.

– Ты можешь попасть за решетку.

Мысль об этом пугает ее, но лучше уж смириться с такой возможностью, чем впустую отрицать ее.