Теперь я твоя мама

Бессмысленно обманывать себя дальше. Он прав. Ты ненавидишь учиться дома. Ты апатично сидишь за столом в кухне и сосешь большой палец. Ты чешешь Пятнышко и позволяешь ему ходить по учебникам. Ты не можешь запомнить простейшие цифры, однако считаешь дни до возвращения Дэвида.

– Домашнее обучение для чудаков и креационистов, – сказал он. – Зачем ты затеяла эту глупость, если Джой хочет общаться с другими детьми? Почему о тебе шепчутся? Ты в курсе, что тебя называют отшельницей? Говорят, что ты неуравновешенная мать, неврастеник.

Как же легко обвинить человека в том, что он неврастеник! Я вспомнила Эдварда Картера и его жену.

Отец разошелся вовсю и уже не мог остановиться.

– Я думаю, ты страдаешь от акрофобии, – сказал он. – Это боязнь открытых пространств, – добавил он, словно я не знала значения этого слова.

Он сказал, что мне надо сходить к психологу, к кому-то, кто сможет понять мой страх перед человеческим общением, к кому-то, кому я смогу рассказать о причинах своего желания спрятаться.

Он чувствовал свою ответственность за это. И замолчал, словно забыв, что еще хотел сказать.

– Ты выросла не в самой дружелюбной обстановке, – примиряюще говорит он. – По всей видимости, это сказалось на тебе.

В моей памяти с пронзительной четкостью всплыли их лица. Нина и Джим… Их несчастная совместная жизнь была невыносимой. Я так хотела брата или сестру, или обоих, но они не смогли бы выжить в удушливой атмосфере нашей семьи.

Мне интересно, это ли ты видишь, когда смотришь на нас. Мою слабую улыбку, приказывающую тебе быть счастливой; тихое негодование Дэвида, вытягивающее из нас энергию?

В тот день отец был намерен разворошить прошлое. Он вспомнил о моем первом выкидыше.

– Ты бы все равно заставил меня отдать ребенка чужим людям, – парировала я. – Ты бы отдал его, независимо от того, чего хотела я. Тебе не хотелось начинать жить с новой женой, имея на руках дочь с маленьким ребенком.

– А я по-другому это помню, – ответил он. – Ты была молода. Как ты могла справиться с такой ответственностью, если даже не знала, кто был его отцом?

До этого дня я не понимала, насколько его ненавижу.

Мы услышали, как ты поешь, легко притопывая по деревянному полу и танцуя с сиротами под звуки мюзикла «Энни». Мириам подарила тебе его на твой седьмой день рождения. Ты включаешь его ежедневно, напевая о пепельницах, искусстве и потерянных родителях. Поешь с такой грустью, с таким чувством.

Ты пела о тяжелой жизни сегодня днем, держа расческу у рта, как микрофон.

– Она создана для сцены, – сказал отец. – Но она никогда не покинет этих четырех стен из-за тебя.