— Пожалуйста, успокойтесь, миссис Качурян... — Качадурян! Пожалуйста, правильно произносите мою фамилию! Пожалуйста! — Хорошо, миссис Кадурян. Откуда у вашего сына арбалет? — Рождественский подарок! О, я говорила Франклину, что это ошибка. Я говорила ему. Я могу еще раз позвонить мужу? Они разрешили, и после очередного безрезультатного звонка я совсем пала духом. — Простите, — прошептала я. — Мне так жаль. Мне так жаль. Я не хотела грубить вам. Мне все равно, как вы меня называете. Я ненавижу свою фамилию. Я больше никогда не хочу слышать свою фамилию. Мне так жаль... — Миссис Кадарян... — Один из полицейских осторожно погладил меня по плечу. — Может, вы дадите полные показания в другой раз? — Да-да, у меня дочь, маленькая девочка. Селия. Дома. Не могли бы вы... — Я понимаю. Боюсь, Кевину придется остаться в участке. Вы хотите поговорить с вашим сыном? Вспомнив безмятежное, самодовольное лицо в глубине полицейского автомобиля, я передернулась, закрыла лицо руками. — Нет, пожалуйста, нет, — взмолилась я, чувствуя себя последней трусихой. Наверное, я была похожа на Селию, когда она тихонько просила не заставлять ее мыться в ванной, где еще таился по углам тот темный, липкий ужас. — Пожалуйста, не заставляйте меня. Пожалуйста, не надо. Я не могу его видеть. — Тогда, может, вам лучше просто поехать сейчас домой? Я тупо уставилась на него. Мне было так стыдно. Я искренне верила, что меня оставят в тюрьме. Словно заполняя неловкое молчание, я просто таращилась на него, и он ласково добавил: — Как только мы получим ордер, нам придется обыскать ваш дом. Возможно, завтра, но вы не волнуйтесь. Наши полицейские очень тактичны. Мы не перевернем ваш дом вверх тормашками. — По мне, так можете спалить этот дом. Я его ненавижу. Я его всегда ненавидела. Полицейские переглянулись: истерика. Затем они выпроводили меня. Свободная — я никак не могла в это поверить — я вышла на парковку, потерянно прошла мимо своей машины, с первого раза не узнав ее. Все, что составляло мою прежнюю жизнь, стало чужим. Я была ошеломлена. Как они так просто меня отпустили? Даже на том раннем этапе я начинала ощущать острую потребность в самом суровом наказании. Мне хотелось колотиться в двери полицейского участка и выпрашивать позволение провести ночь в камере. Там было мое место. Я не сомневалась, что смогу найти покой в эту ночь лишь на убогом комковатом матрасе, застеленном ветхой простыней, под убаюкивающее шуршание подошв по бетону и далекое звяканье ключей. Я с трудом остановила себя. Правда, найдя свою машину, я почему-то успокоилась. Мои движения стали размеренными, методичными. Как у Кевина. Ключи. Фары. Ремень безопасности. «Дворники» на увеличенные промежутки времени, так как легкий туман. В голове ни одной мысли. Я перестала разговаривать сама с собой. Я ехала домой очень медленно, тормозя на желтый свет, останавливаясь, как положено, на перекрестках, хотя других машин не было. А когда я повернула на нашу длинную подъездную дорожку, дом встретил меня абсолютно темными окнами. Я не стала размышлять над этим. Предпочла не размышлять. — 293 —
|