— Знаешь, ты, похоже, немного расплылась в талии, — наконец заметил ты декабрьским вечером. — Может, будем есть поменьше картошки, а? Я сам сбросил бы пару фунтов. — Ммм, — промычала я, сунув кулак в рот, чтобы не рассмеяться. — Я не возражаю против чуточки лишнего веса. Особенно если его распределить. — Господи, что это, зрелость? Обычно, если я говорю, что ты набрала унцию, ты сходишь с ума! Ты почистил зубы и лег в постель. Ты подобрался к разгадке тайны, но лишь побарабанил одной рукой по одеялу, а другую положил на мою набухшую грудь и пробормотал: — Может, ты и права. Немного больше Евы очень сексуально. — Уронив книгу на пол, ты повернулся ко мне и вопросительно приподнял бровь. — Ты в настроении? — Ммм, — снова промычала я, соглашаясь. — И соски набухли, — заметил ты, водя по ним носом. — Скоро менструация? Похоже на задержку. Твоя голова замерла между моими грудями. Ты отпрянул и посмотрел мне в глаза так серьезно, как, пожалуй, никогда не смотрел. И побледнел. Мое сердце упало. Я поняла, что ситуация гораздо хуже, чем я предполагала. — И когда ты планировала сказать мне? — холодно спросил ты. — Скоро. На самом деле еще несколько недель назад. Просто никак не могла выбрать подходящий момент. — Понятно почему. Ты надеялась преподнести это как случайность? — Нет, это не было случайностью. — Мне казалось, что мы все обсудили. — Обсуждения как раз и не было. Ты разразился тирадой. Ты не пожелал меня выслушать. — И ты пошла напролом... решила поставить меня перед фактом... просто... взяла за горло. Как будто я тут ни при чем. — Ты тут при всем. Но я была права, а ты ошибался. Я не дрогнула. Как ты когда-то сказал, нас было двое, а ты — один. — Это самый дерзкий... самый бесцеремонный из всех твоих поступков. — Да, наверное. — Теперь, когда мое мнение больше не имеет значения, не хочешь ли объясниться? Я слушаю. Не похоже, что ты готов был слушать. — Я должна кое-что выяснить. — И что же? Как далеко можно меня загнать, чтобы я дал сдачи? — О... — Я решила не извиняться за выбранное слово. — О моей душе. — В твоей вселенной есть кто-нибудь кроме тебя? Я склонила голову. — Хотелось бы. — А как же Кевин? — Что Кевин? — Ему будет тяжело. — Я где-то читала, что у других детей бывают братья и сестры. — Ева, не мошенничай. Он привык к безраздельному вниманию. — Еще один способ сказать, что он избалован. Или стал бы избалованным. Это, вероятно, самое лучшее, что может с ним случиться. — Почему-то мне кажется, что он так не думает. Я помолчала. Уже минут пять мы говорили только о нашем сыне. — 165 —
|