|
В тот же год умер мой отец, вернее было бы сказать, что он спился. До самого конца он говорил только о том, что хочет встретить на небесах мать. Обе мои сестры вышли замуж и уехали далеко от Дорфа, братья за это время ни разу не педали признаков жизни… Наконец Альберт наполнил бокалы вином. Он подошёл к камину, выбил из трубки пепел, снова набил её табаком и закурил, пуская в комнату тяжёлые клубы дыма. — Ханс Пекарь и я поддерживали друг друга. Однажды он оказался и моим защитником. Несколько мальчишек набросились на меня возле пекарни. Они повалили меня на землю и принялись дубасить. Так я, во всяком случае, это запомнил. Я уже давно привык к таким потасовкам. Это было мне наказание за то, что мать умерла, а отец стал пьяницей. Однако в тот день в расправу надо мной вмешался Ханс Пекарь, и я никогда не забуду этого зрелища. Он освободил меня, и каждому из мальчишек досталось то, что он заслужил, ни один не избежал своей участи. Может быть, Ханс Пекарь был более строг, чем того требовали обстоятельства, но с того дня никто в Дорфе больше не смел меня обидеть. Вообще эта драка во многих отношениях стала поворотным пунктом в моей жизни. Ханс Пекарь втолкнул меня в лавку, отряхнул свой белый халат и поставил передо мной на мраморный прилавок бутылку лимонада. "Пей!" — приказал он. Я повиновался и сразу заметил, что не чувствую никаких последствий избиения. "Вкусно?" — спросил Ханс Пекарь, хотя я ещё не успел допить этот сладкий напиток. "Большое спасибо", — только и сказал я. "Но если этот лимонад хорош, — продолжал он почти гневно, — обещаю, что однажды я угощу тебя лимонадом, который в тысячу раз лучше". Я, конечно, решил, что он шутит, но всё-таки навсегда запомнил его обещание. Голос пекаря звучал как-то странно. Наверное, случившееся на улице было для него необычно. Лицо у него всё ещё горело. К тому же шуток он не любил… Альберт Клагес кашлянул. Я подумал, что ему в горло попал дым, но он просто немного разволновался. Его карие глаза пристально смотрели на меня, и взгляд их был тяжёлым: — Устал, мой мальчик? Может, продолжим в другой раз? Я глотнул вина и отрицательно помотал головой, — В то время мне ещё не было двенадцати, — задумчиво продолжал он: — Всё шло, как прежде, если не считать того, что отныне никто в селении не осмеливался поднять на меня руку. Я по-прежнему жил у пекаря. Иногда мы беседовали, но иногда он давал мне кусок сдобы и отправлял снова на улицу. Как и все, я убедился в том, что он молчалив, но порой он рассказывал мне забавные истории из морской жизни. Таким образом я многое узнал о чужих странах. — 23 —
|