— Видишь указатель? Папашка так растерялся, что мне стало его жаль, но я думал только о том, что написано на указателе. — И что в этом указателе такого особенного? — спросил он. — А ты прочитай, что тут написано, — сказан я. — ATINA, — прочитал он, немного успокоившись. — По-гречески это значит — Афины. — И больше ты ничего не видишь? Тогда сделай одолжение и прочитай это слово справа налево. — ANITA, — прочитал он. Я молча серьёзно посмотрел на него и кивнул. — Да, должен признаться, что это забавно, — сказал папашка и закурил сигарету. Он отнёсся к этому так холодно, что я даже рассердился. — Забавно? И больше тебе нечего сказать? Это означает, что она здесь. Ясно тебе? Она неслучайно сюда приехала. Её притянуло сюда собственное отражение. Это её судьба . Теперь ты должен понять связь. Не знаю почему, но папашка тоже рассердился. — Пожалуйста успокойся. Ханс Томас! Было ясно, что ему не понравились мои слова про судьбу и отражение. Когда мы уже снова сидели в машине, он сказал: — Иногда ты со своими выдумками преступаешь черту дозволенного. Он имел в виду не только дорожный указатель. Он думал также о карликах и странном календаре. Но если и так, мне показалось, что он несправедлив ко мне. Не ему бы упрекать меня в "выдумках". К тому же не я первый заговорил о родовом проклятии. По пути в Афины я снова стал читать книжку-коврижу и прочитал о том, как на загадочном острове готовились к празднику Джокера. ЧЕТВЁРКА БУБЁН…её маленькая ручка была холодна, как утренняя роса…? "На таинственном острове я встретил собственного дедушку, потому что он оказался отцом того ребёнка, который ещё не родился, когда дедушка отправился через Атлантический океан в плавание, окончившееся тем роковым кораблекрушением. Что более удивительно? Что крохотное семечко растёт, растёт и превращается в живого человека? Или что живой человек может обладать такой богатой фантазией, что его фантазии начинают воплощаться в окружающем мире? Но не являются ли и сами люди такими ожившими фантазиями? Кто поставляет нас миру? Фроде полвека прожил один на этом большом острове. Вернёмся ли мы когда-нибудь вместе в Германию? Войду ли я когда-нибудь в пекарню моего отца в Любеке, представлю пришедшего со мной старика и скажу: "Вот и я, отец. Я вернулся домой из далёких краёв. И привёз с собой Фроде. Он — твой отец"? Тысячи мыслей о мире, истории и семейных узах пронеслись у меня в голове, пока я крепко обнимал Фроде. Но ход моих мыслей прервало появление горстки одетых в красное карликов, прибежавших к нам наверх из селения. — 111 —
|