Убираю бутылку в пакет. Встаю. Иван встает следом. – Я не… Это солнце, из-за солнца… – Она не врет, вы пялились на нее… Сидели тут и пялились на ее задницу. – Я не… – Кончай врать. – Я не… Но если она не хочет, чтобы на ее задницу смотрели… – Ты еще смеешь что-то говорить о заднице моей девушки, а? – Нет, я сказал… Он делает шаг вперед: – Ты смеешь тут говорить о… Я бью его в глаз. Он опрокидывается. Оглядывается, сидя на песке. Девушка встает и бежит к нам, говорит, что я психопат. Любовничек все сидит. Она говорит, что я конченый психопат. Я вижу, что ей хочется в меня плюнуть. Если она плюнет, я ударю ее сильнее, чем парня. Сломаю что-нибудь, это ясно. Любовничек все еще на песке. Открывает рот: – Если я еще когда-нибудь… – Что? Я пристально смотрю на него, он не заканчивает предложения. Беру пакет, и мы уходим. Устраиваемся поблизости, в пляжном баре. Девушка из бара говорит, что они только открылись и у них еще нет лицензии на торговлю спиртным, даже пивом. Мы сидим под бамбуковым зонтиком, пьем колу, едим чипсы. Иван спрашивает, не пойти ли нам. Я не отвечаю. Сидим десять, двадцать минут. Полчаса. Сорок пять минут. И никто еще не пришел. Ни его друзья-качки. Ни полиция. Никто. Уходя, я спрашиваю Ивана: – Ну и как идут дела с порнухой? Сначала он молчит. Повторяю вопрос, я же потратил на эти его чертовы журналы столько денег, что хватило бы на недельный запас пива. Он проходит четыре-пять шагов, прежде чем раздается очень тихий ответ: – Не очень. – Надоели? – Нет… Не надоели, но… – Так что же? – Нет… Я их выбросил. – Какого черта? – Мне было не по себе от всех этих… – Не надо стесняться смотреть порнуху. – Мне от этого было не по себе. – Как это? Он проходит еще пару шагов, потом отвечает: – И к тому же мне было не по себе. – Что ты имеешь в виду? – Мне стали, ну как бы… мерещиться всякие вещи. Когда на улице попадалась беременная женщина, я сразу видел, как ее имеют сзади большие негры. Ана, говорит он. Первый раз у Аны было в подвале. Мы там прятались, когда бомбили город, сидели кучей, вместе с соседями сверху, с соседями снизу, с людьми, которых мы видели в первый раз. Иван снова говорит. Его монологи меня успокаивают, он не ждет ответа. Лучше, чем телевизор, почти реально. Он говорит: в подвале пахло. Незнакомым запахом, сыростью, а еще страхом. Люди пахнут, когда напуганы. У тебя хорошая память, говорю я ему. Иван сидит на спальнике, я – напротив, на ящике из-под пива. — 60 —
|