— В Луизиане смертную казнь не отменили, — бросаю я в ответ. Мои слова — гильотина, разделяющая нас. Калеб так резко выпускает мою руку, что я не удерживаюсь и падаю на пол. — Ты к этому стремишься? — негромко уточняет он. — Ты такая эгоистка? — Эгоистка? — Я захлебываюсь рыданиями. — Я делаю это ради нашего сына! — Ты делаешь это ради себя, Нина. Если бы ты думала о Натаниэле — хотя бы чуть-чуть! — то сосредоточилась бы на том, чтобы быть ему хорошей матерью. Встала бы с кровати и продолжала жить, предоставив системе правосудия разбираться с Гвинном. — Системе правосудия? Ты хочешь, чтобы я ждала суда, чтобы предъявить обвинение этому ублюдку? Пока он изнасилует еще десять, двадцать детей? А потом еще ждать, пока губернаторы наших штатов будет решать, кому «выпадет честь» вершить правосудие? И опять ждать, пока Натаниэль даст против этого сукиного сына показания? Видеть, как Гвинн получит срок, который закончится раньше, чем нашего сына престанут мучить кошмары о том, что с ним произошло? — Я глубоко, прерывисто вздыхаю. — Вот она, твоя система правосудия, Калеб. Разве стоит ждать ее решения? Он молчит. Я поднимаюсь с пола. — Меня и так посадят в тюрьму за убийство человека. Для меня жизнь закончена. Но у Натаниэля все впереди. — Ты хочешь, чтобы твой сын рос без матери? — Голос Калеба ломается. — Можешь не утруждаться. Он резко встает, выходит из комнаты и окликает Натаниэля. — Эй, дружок! — слышу я его голос. — Нас ждут приключения. Мои руки и ноги немеют, но мне удается добрести до спальни сына, и я вижу, как Калеб поспешно запихивает его вещи в рюкзак с изображением Бэтмена. — Что… что ты делаешь? — А на что это похоже? — отвечает Калеб — это мои собственные слова. Натаниэль скачет на кровати. Его волосы разлетаются в стороны подобно шелку. — Ты не можешь его у меня забрать. Калеб застегивает молнию на рюкзаке. — Почему нет? Ты же сама готова отобрать мать у сына. — Он поворачивается к Натаниэлю и выдавливает улыбку. — Готов? — спрашивает он, и Натаниэль прыгает в распростертые отцовские объятия. — Пока, мамочка! — шумно радуется он. — Нас ждут приключения. — Знаю. — Улыбаться с комом в горле ужасно трудно. — Я слышала. Калеб проносит сына мимо меня. На лестнице раздается грохот шагов, потом громко хлопает дверь. Доносится звук двигателя грузовичка Калеба, когда он сдает задом по подъездной дороге. Потом наступает настолько гробовая тишина, что я слышу собственные дурные предчувствия — легкое шевеление воздуха вокруг меня. Опускаюсь на кровать сына, зарываюсь в простыни, которые пахнут карандашами и имбирными пряниками. Все дело в том, что мне нельзя покидать этот дом. Как только я шагну за порог, за мной вдогонку пустятся патрульные машины. Меня арестуют раньше, чем я сяду в самолет. — 184 —
|