|
С большой буквы. Вот я и приехал туда для того, чтобы посмотреть – чем живут люди? Ничего, оказалось, живут: удивляются – как можно жить в других местах? Вот только с промысловичеством у меня не сложилось. Оказалось, что на ближайшие много-много километров, я был единственным человеком с высшим образованием. И меня отправили, вместо промысловой бригады, преподавателем в местный интернат. Потом я узнал, что это такая форма отлова кадров для народного образования. Года за два до меня так же поступили с другим художником – и я совсем не удивился, что тем художником был Петр Габбеличев, с которым я познакомился позже, уже в Москве. Впрочем, Петру повезло больше – ему не пришлось собирать детей в интернат. А мне пришлось. Правда я не знал, что всеобщее среднее образование, гарантированное гражданам конституцией, за Полярным кругом воспринимается аборигенами – ненцами, хантами и еще кем-то, кто живет в тундре – весьма своеобразно. Мелкокалиберной пулей. Объективности ради, надо признать – не всегда. Иногда – картечью. Мне об этом рассказывали. И-то, что тут сказать, зимой каждая пара рук и ног в тундре на учете – зимой оленей гонять надо, а не штаны просиживать за партой. Эти две пули в моей правой руке – мой вклад во всеобщее среднее образование. Единственный. И так уж вышло, что моя правая рука подвергалась всевозможным истязаниям довольно часто. Через полгода, в Тазовской губе, на ее северном берегу, где я ловил рыбу в бригаде местного рыбозавода, волчонок-молокосос – мать-волчицу охотники убили в полном соответствии с бытовавшей в то время инструкцией для промысловиков: «Охотник – убей волка!» – волчонок, которого я попытался выходить в пятилитровой банке, из-под огурцов врытой в снег, разодрал мне кисть правой руки у основания среднего пальца. А зубки-то у него были не больше спичечной головки. И я кормил этого волчонка из самодельной соски порошковым молоком, в которое добавлял оливковое масло. Видимо, ему не нравилось молоко, а может, ему не нравился я. Через несколько лет, в эпоху дефицита, ускорения и гласности, я, вытачивая раму для картины «Три распятых», отпилил циркулярной пилой первую фалангу большого пальца той же самой правой руки. Отпиленная часть пальца у меня до сих пор иногда побаливает, а картину я подарил районному прокурору. Очень красивая была женщина. Теперь, она областной прокурор, и картин ей я больше не дарю. Так вышло, что я, как и моя страна в двадцатом веке, нес самые большие потери не в то время, когда боролся с противниками, а в перерывах между этой борьбой. Когда занимался самым мирным делом – учил детей, придавался творчеству, защищал окружающую среду. — 6 —
|