По тому, как внимательно слежу я за движением Петра, наверное, всем ясно, как важен для меня результат этого движения. Я даже не замечаю того, что это движение Петра вызывает сомнение на лицах Григория и Андрея. Моя надежда заключается в том, что Петр вытащит бумажник, но результат превосходит все надежды – Петр достает из кармана плоскую фляжку коньяка. Двухсотграммовую. Такого гуманизма я не ожидал даже от Петра. Впрочем, ожидаемое вообще происходит редко. Может потому, что на его месте всегда оказывается неожиданное. – А стоит ли? – спрашивает Григорий. – Перевоспитывать человека надо. Но не в то время, когда его трясет, – отвечает Петр. – Вряд ли это разумно, – Гриша поводит плечами, и в этот момент я его ненавижу. Я уважаю Петра, который, довольно вяло, отвечает: – Нормальный человек должен быть достаточно разумным, чтобы не всегда следовать своему разуму всегда … – Ты ведь, среди нас единственный не пьющий? – в словах Андрея звучит сарказм, и Петр отвечает, произнося слова очень тихо, но как-то так, что их отлично слышит каждый из нас: – Это не значит, что я забыл то, каким бывает это состояние… Фляжка в моих руках, и уже через несколько секунд ко мне возвращается красноречие: – Собратья, может мне записаться в общество анонимных алкоголиков? – но Петр, не смотря на свое добродельство, не разделяет моего оптимизма и говорит толи грустно, толи презрительно: – Анонимных алкоголиков придумали алкоголики обыкновенные… …Пока я так и не узнал, куда меня везут. Как, не узнал о том, каким был разговор между моими друзьями. Разговор о том, что делать со мной?… Художник Андрей КаверинТо, что картину из моей мастерской украл Васька Никитин, я узнал от милиционеров из вытрезвителя. При этом я зачем-то – словно кражу мог сделать кто-то другой, раз уж картина оказалась украденной, а ключи были только у меня и у Василия – переспросил: – Вы уверены, что это он украл мою картину? – Уверены, – ответил мне голос, находившийся где-то по середине, между сержантским и майорским, – Никитин сам рассказал об этом. – Интересно, что еще рассказывают люди, попадающие в вытрезвитель? – Ничего особенного. Доказывают, если язык ворочается, что они трезвые. Или грозят нам своими связями. Но мы, почему-то, не боимся. – Я бы, на вашем месте, не боялся – тоже. – А вам не нужно быть на нашем месте. Вам нужно на своем месте решать, что с ним делать? – И что я могу сделать? — 15 —
|