Книга сновидений

- Петарды!.. Сам придумал!.. От тренья взрываются!..

- Какого тренья!?..

- Об воздух!..

Какой-то образ близился к памяти, почти омрачая радость полета, и... он вспомнил раненого, одержимого экстазом возмездия, ненавидящим взором ищущего цель в синих высях... «Я хотел бы быть им, как вчера мне мечталось быть этим пилотом».

- Всё!.. Назад!.. Бензина нет!..

- Не хватит!?.

- Херня!.. Спасемся!..

Мир был аттракционом, разом унявшим смутную память страданий.

... Потом, еще не совсем земной, он не спеша шел по каменьям берега, прихлебывая «массандру» (бутылочки торчали изо всех парусинных карманов) и думал о том, как бы смогло выдержать сердце экстаз вознесения, если б он этим сердцем кого-то любил...

54

... Все отгремело. И в русле разгромленной улицы моего единственно-возлюбленного города, над завалами баррикад пролетал геликоптер, ныряя, взмывая. Мелькали окна, карнизы, балконы, статуи с вопиюще пустыми глазницами в нишах домов. Можно было разглядеть интерьеры брошенных комнат. Сверкнет солнце из переулка и снова -- тень. Там и тут, впереди, насколько хватало глаз, до конца улицы, голубея, сливающейся с морем, -- развевались шторы, вытянутые бризом наружу из выбитых окон. Огибая угол помпезного, архаичного здания с атлантами на фронтонах, пилот снизил скорость. Электрическое пианино, захламленный объедками и бумажными листами пол в студии сочинителя музыки «океанских глубин», музыки, исхлестанной синтезаторными ветрами. Ты помахал рукой, но бледный, обтянутый кожей композитор, сидя верхом на стуле посреди студии, рассеянно протирал очки, хлопал глазами как аквариумная рыба с латинским названьем, застревающим в горле.

Мой приятель! -- ты крикнул пилоту.

Он, наверное, даже не знает, что творилось тут сутки назад! -- смеясь, прокричал пилот.

55

В слегка прохладный, почти что не пасмурный, с бледно-синими просветами в небе, денек, -- столица праздновала День Города. На бульварах играли духовые оркестры, на досках импровизированных подмостков выступали самодеятельные клоуны, чтецы, куплетисты. По улицам проезжали машины украшенные флагами, веселыми плакатами. Всюду были гуляющие, но было просторно. На подмостках в начале-внизу Tверского бульвара девочка звенящим голосом, в котором вибрировала и едва не обрывалась хрустальная нить, читала:

- Белеет парус одинокий!..

В тумане моря голубом!..

Среди собравшихся стояли двое парней в новых и неказисто на них сидящих костюмах. У одного из парней левая половина лица была покрыта бугристой, словно остывшая вулканическая лава, малиново-белой коростой поджившего ожога.