– Думаю, это завуалированный намек на реставрацию императорской власти в Японии. – То есть на возврат прежней системы правления? – Да. Сидевшие за столиками посетители ресторана начали подозрительно поглядывать на нас, однако Юики не обращал на них внимания. – А теперь, будь любезен, объясни мне, – попросил я, – почему тебе нравятся идеи, которых ты не понимаешь? – Они мне нравятся именно потому, что я их не до конца понимаю. Они будоражат мое воображение, будят незнакомые чувства, о которых я даже не подозревал. Когда я читаю такие слова, как «хризантема», то чувствую, что готов ради скрытого в них смысла пожертвовать собой. – Ты хочешь сказать, что мог бы умереть во имя идей, которых не понимаешь? – Да, это так. – Почему же тогда ты не выбрал идеи коммунистических мудрецов, таких, как Маркс, например? – Материализм годится только для ленивых умов простолюдинов и рабочих. – Но ведь ты тоже рабочий, Юики. – Пусть я всего лишь никуда не годный ронин, но я никогда не буду обыкновенным рабочим. – Я не хотел тебя обидеть. Живи как знаешь. – Ты сказал, живи как знаешь? О, как бы мне действительно хотелось жить так, как я считаю нужным! – воскликнул Юики, и взгляды всех присутствующих обратились к нему. – Хотите, я расскажу вам, как именно я мечтаю прожить свою жизнь? Я мечтаю умереть отважно и вдохновенно, как это сделали члены ассоциации «Сондзо Досикаи». Вы знаете, как они поступили, когда был подписан Акт о капитуляции? Они решили убить премьер-министра, его кабинет и всю банду пораженцев, этих негодяев политиков и финансистов. Юики загибал пальцы, перечисляя намеченные жертвы, словно считал предметы грязного белья, которое сдавал в прачечную. – Но им не удалось осуществить свои планы, – сказал я. – Полиция загнала твоих героев в угол, они укрылись в здании в Сибе, а потом подорвали себя ручными гранатами. – Ну и что? По крайней мере они погибли, выразив свое несогласие с капитуляцией. – Но они не подчинились приказу императора сдаться, а значит, изменили ему. Вот что на самом деле произошло, Юики. Твои герои – предатели, совершившие преступление против Его величества. Юики был ошеломлен моими словами, он открыл рот от изумления, потеряв дар речи. Я взглянул на часы. Пора было отправляться в гостиницу для геев, где я мог насладиться телом Юики, прежде чем возвратиться в лоно своего почтенного семейства. Огорченный Юики упорно молчал, опустив глаза. В стоявшем на нашем столике кувшине с водой отражалось мое лицо с залепленной пластырем рассеченной бровью. Меня можно было принять за боксера, отмечающего победу в поединке. — 328 —
|